Пропавшая невеста

– Шарлотта, мы поступили ужасно, просто ужасно, – первой нарушила молчание Энн дрожащим от огорчения голосом. – Бедная миссис Ханичерч – мы причинили ей такую боль, но ни одного ответа на свои вопросы так и не получили. Мне стыдно за нас – мы едва ли намного лучше Честера. Едва мы вернемся домой, я, не медля, пойду к папа́ и во всем ему признаюсь, а потом напишу миссис Ханичерч письмо, в котором извинюсь перед ней и расскажу ей, кто мы такие. Мне невыносима даже мысль о том, что она считает нас пособницами обмана, это аморально и стыдно.

– Да, это было неприятно, – согласилась Шарлотта. – Но, Энн, хотя мы и не нашли ключа к нашей тайне, зато мы поняли, что она действительно существует.

– Ты говоришь о письме, конечно, – сказала Энн, продолжая думать об отчаянии бедной миссис Ханичерч.

– Вот именно, – сказала Шарлотта. – О письме. У меня просто не укладывается в голове, как случилось, что оно было написано и отправлено на следующий день после того, как исчезла Элизабет? Можно, конечно, поставить любую дату на самом письме, но как подделать почтовый штемпель?

– Ты забыла главное, – сказала Энн и взяла Шарлотту за обе руки – они уже вошли в пансион, но младшая сестра все еще чувствовала себя после разговора с Ханичерчами как побитая.

– Что же это? – спросила ее Шарлотта.

– Еще до письма миссис Ханичерч обмолвилась, что всегда боялась, как бы Честер не навредил ее дочери, если узнает правду, а когда мы спросили ее, о какой правде речь, она сразу сменила тему. Отсюда вопрос, Шарлотта: какую правду она имела в виду?

Глава 18. Эмили

Со всех концов летел прибой

Видений, звезд, зарниц.
Все поднялось одной волной,
Не знающей границ[4].

Эмили Бронте, «Звезды»

Свет полной луны лился в открытое окно комнаты Эмили, когда она не в первый уже раз за ночь села в постели, не в силах отрешиться от бесконечного потока путаных мыслей и заснуть.

Из спальни папа́ доносился мерный храп, Табби и Марта давно ушли к себе, Бренуэлл еще не вернулся – бог весть, где его носит.

Спустив ноги с кровати и наслаждаясь каждым прикосновением прохладных половиц к босым подошвам, Эмили подошла к окну, отдернула занавески и почувствовала, как у нее захватило дух при виде покрытого серебром нижнего мира, в который свет полной луны превратил пустошь Хоэрта. Ночь будто звала девушку любоваться ее таинственными чудесами, манила резвиться среди серебристо-черных теней.

Могильные камни сверкали и блестели под луной так, словно объявляли о восстании мертвецов, и даже отцовская церковь, темным силуэтом черневшая в ночи, приобрела восхитительно-зловещий вид. И что это за фигура смутно виднеется там, среди могил? – с дрожью удовольствия подумала Эмили. Неужели убийца или грабитель могил, а то и призрак? А вдруг это Джеймс Сатклифф, разбойник, повешенный за свои преступления пятьдесят лет тому назад, и, как говорили в округе, похороненный в могиле без надгробия как раз за пабом, который он любил при жизни? Интересно, каково это – поговорить с духом? – подумала Эмили. Что, если он откроет ей тайну смерти?

– Подходящая ночь для приключений, а, Кипер? – сказала Эмили, когда ее пес, почуяв движение в комнате хозяйки, открыл носом дверь и, прошлепав внутрь, встал рядом и привалился своим теплым боком к ее бедру. – В такую ночь грешно спать в постели, надо бродить по пустоши в поисках ответов. Наверняка там сейчас бродит, а то и не один, а может, летают и неупокоенные души в поисках своих давно потерянных возлюбленных, а, как думаешь?

Думать Кипер был не мастак, но Эмили ценила его за то, что он умел слушать, как никто в мире, и к тому же соглашался с каждым ее словом. Одна беда – сызмальства он привык ставить свои грязные лапы на ее простыни, так что однажды ей пришлось собраться с духом и битьем отучить пса от этой привычки, иначе Табби выбросила бы его на улицу, и он умер бы там с голоду. С того мрачного дня, о котором Эмили не любила вспоминать, Кипер почти не отходил от нее, готовый кинуться на любого, кто покусится на его хозяйку. Эмили не могла понять, как существо, вынесшее столько побоев от человеческой руки, может продолжать так преданно любить эту самую руку. Хотя если подумать, то ведь и человеческая любовь, с которой так носятся все кругом, темна, опасна и противоречива, как ни одна другая страсть. Одно Эмили знала наверняка, глядя на Кипера и вспоминая тот злополучный день, которого стыдилась больше всего в своей жизни, – до конца своих дней она будет делать все, чтобы загладить свою вину перед псом.