– Почему, если на улице ночь, то обязательно сидеть дома? – продолжала рассуждать Эмили, кладя ладонь на его костистую голову. – Ночью случается все самое интересное, Кипер, так почему бы и нам не выйти на ветреную пустошь? Под покровом ночи возникают и раскрываются все тайны, совершаются преступления и встречаются любовники. Так почему условности требуют, чтобы я оставалась в постели, а ты – в своей корзине? Только потому, что в небе нет солнца?
Эта загадка, видимо, поставила Кипера в тупик.
– Например, я уверена, что человек по имени Роберт Честер не спит в эту лунную ночь, а, наоборот, бодр и занят делами, – задумчиво продолжала Эмили, прижавшись к холодному стеклу лбом. – А еще я уверена, что, загляни я сейчас в его окно, то наверняка получила бы ответы на пару-тройку вопросов, к которым мои добродетельные и высокопарные сестрицы не знают как подступиться. Дело всегда должно идти впереди слова, тебе так не кажется, мальчик?
Кипер выразил свое самое горячее согласие.
– Вот именно, мальчик мой. Ты абсолютно прав.
И хотя папа́ всегда спал как убитый, а Табби была глуха как пень, Эмили постаралась не шуметь, пока одевалась, а ботинки решила зашнуровать только на улице. Напихав в карманы юбки всякой всячины, которая, как она считала, могла пригодиться ей для ночного визита в Честер Грейндж, она по привычке протянула руку за шляпой. Но тут же, широко улыбнувшись, как подобает женщине, перед которой внезапно раскрылся дивный ночной мир, оставила ее болтаться на крючке. Пусть ветер треплет ее локоны сколько ему заблагорассудится, ведь с ней не будет никого, кто скажет ей: «Так не делают, Эмили». Никто не будет указывать, как ей себя вести.
Ах, какая же это была сиятельная ночь – черная, лунная, звездная, и как вольно дышалось на вершине холма. Эмили и представить себе не могла такого великолепия. Луна поднималась все выше, и каждый камень, каждая травинка словно обрели жизнь – совсем новые, незнакомые, они пели полуночному небу. Ветер, неистовый и теплый, не отставал от нее ни на миг, ерошил ей волосы, терся о кожу, напористый, как любовник. А когда Эмили подняла голову и увидела звезды, которые сыпались на нее, словно дождь, ей оставалось лишь воздеть руки и воздать хвалу Господу.
Кипер был тоже увлечен их полуночным приключением, – чуя барсуков и кроликов, он носился туда и сюда, опустив нос в длинную траву, описывал возле нее круги, не задерживаясь, однако, рядом с ней дольше, чем на несколько секунд кряду.
Эмили не нуждалась в особом направлении для прогулки; точнее, она предпочла бы гулять безо всякого направления. Как прекрасно было бы пойти сейчас к водопадам, взглянуть на лесистый бок горы, услышать, как ревет на камнях вода, увидеть, как она серебрится в лунном свете; еще лучше подняться на Понден Кирк и смотреть оттуда вниз, на долину, и чтобы весь мир расстилался у ее ног.
Но Эмили твердо решила, что, раз Шарлотта и Энн уехали в город искать ответ на вопрос о том, кем была Элизабет Честер, значит, ей тоже надо внести свою лепту, и с уверенностью, рожденной близким знакомством с пустошью и местными горами, – а она и впрямь знала их не хуже, чем лица сестер, – Эмили зашагала в сторону Честер Грейндж, держа курс по звездам, как по компасу.
– Кипер, сиди здесь, – сказала Эмили псу, продев свою шаль ему под кожаный ошейник и привязывая ее свободные концы к стволу крепкого молодого дуба. – В доме полно собак, и они наверняка залают, если почуют тебя. А на меня они лаять не будут – они меня видели, и мы с ними подружились. Так что жди меня тут – вот, хороший мальчик.
Кипер, поскуливая, нехотя опустился в длинную холодную траву и приготовился ждать возвращения хозяйки – он знал, в той мере, в какой ему вообще дано было знать, что раз уж она приняла решение, то свернуть ее с пути не удастся.
Прежде чем направиться к дому, Эмили задержалась на холме возле Честер Грейндж и из-под покрова леса оглядела поместье, мысленно благодаря бога за то, что он послал ей такую ясную и светлую ночь.
Дом лежал впереди темной глыбой, в окнах ничего не было видно, лишь где-то на первом этаже мерцала одинокая свеча. Робкий огонек не сулил никаких откровений, но, поскольку другого ориентира на фасаде все равно не было, Эмили двинулась прямо к нему, осторожно ступая в темноте и стараясь не потерять светлую точку из виду.
Не прошла она и половины пути, как услышала громкий топот и вой: это собаки, почуяв ее, неслись ей навстречу; не добежав до нее нескольких шагов, они встали и зарычали, оскалив зубастые пасти. Другая девушка, случись ей прогуливаться одной в темноте, наверняка испугалась бы, но не Эмили Бронте. Она спокойно стояла и ждала, когда собаки немного успокоятся, опустят головы и начнут нюхать воздух.