Пропавшая нимфа

– Но я же все помню. У меня была скарлатина в десять лет. Больше ничего.

– Нет, не ничего.

– Ты измучишь меня!

Он уговаривал себя быть терпеливым, ведь Мадлен могла оказаться очень чувствительной, и тогда ее нельзя было слишком тревожить.

– Ты почти ничего не рассказала о своем детстве, – продолжал он, – а мне бы очень хотелось узнать о нем.

И так как они проходили мимо музея Гробет-Лабади, то прибавил:

– Давай войдем! Там будет удобнее поговорить.

Но лишь только они вошли в вестибюль, как он понял, что его переживания будут здесь еще более тяжелыми. Звук их шагов, молчание предметов вокруг, картин, портреты – все напоминало ему Лувр. Молодая женщина понизила голос, чтобы не нарушать тишину пустынных залов, и неожиданно оказалось, что у нее тот же выговор и го же глубокое контральто Мадлен, так знакомые Флавье. Он больше слушал звук ее голоса, чем слова. Она рассказывала про свою молодость, по странному капризу судьбы очень похожую на молодость Мадлен. И под руку Флавье держал тот же человек, которого ему так хотелось заключить в объятия. Он остановился перед картиной, изображающей Старый порт, и спросил глухим голосом:

– Тебе нравятся такие картины?

– Нет… Не знаю. Я слишком плохо разбираюсь в них, понимаешь?

Он вздохнул и увлек ее дальше.

– Что ты хочешь услышать?

– Все! Все, чем занималась и о чем думала.

– О! Я была просто маленькой девочкой, такой же, как другие… может, менее избалованной… Читать очень любила. Больше всего легенды.

– И ты тоже!

– Как все дети. Бродила по холмам вокруг дома. Рассказывала себе разные истории и жизнь представляла как сказку… Все это оказалось напрасно!

Они вошли в зал со скульптурами. Эти изваяния консулов напомнили ему Гевиньи и его слова: «Я хотел бы, чтобы ты понаблюдал за моей женой… Она меня беспокоит…» Теперь они мертвы оба, но их голоса… А Мадлен, как раньше, шла рядом.

– Ты никогда не была в Париже? – спросил он.

– Нет. Только проездом, когда направлялась в Англию.

Вот и все.

– Твой дядя когда умер?

– В прошлом году, в мае… Тогда я потеряла средства к жизни. Поэтому и вернулась.

«Боже мой! – подумал Флавье. – Я допрашиваю ее так, будто она сделала что-нибудь плохое».

– Ты меня не слушаешь, – сказала она. – Что с тобой?

– Ничего… Устал немного» Здесь задыхаешься»

Они пересекли несколько залов. И Флавье счастлив был снова увидеть солнце, услышать шум улицы. Он хотел остаться один, пойти выпить.

– Я оставлю тебя здесь, – сказал он. – Я еще не пил сегодня. И потом, мне нужно пройти в отдел снабжения. Погуляй немного… Купи, что тебе нравится. Вот!

Он вытащил несколько скомканных купюр и сразу же пожалел об этом жесте милостыни. Зачем он сделал ее своей любовницей? Он создал себе нечто вроде монстра: ни Мадлен, ни Рене.

– Не запаздывай очень! – бросила она.

Но когда расстояние между ними увеличилось сперва на несколько шагов, а потом на двадцать, на тридцать метров, он уже готов был броситься вслед за ней, такими чудесными казались ему ее походка, движения плеч. Она приближалась к перекрестку. Боже мой! Он потеряет ее, сам же и выпустив… Вот идиот, да не убежит она, как раз в этом нет опасности!.. Не настолько она глупа. Будет прилежно ждать тебя в отеле.

Он вошел в первое же кафе. Не мог больше терпеть.

– Пастис!

Свежий ликер не принес ему облегчения. Он без конца возвращался к своей проблеме. Рене не была Мадлен, а Мадлен не была в точности Рене. И никакой доктор Баллард не сможет распутать этот клубок. Или же он, Флавье, с самого начала ошибался, и память сыграла с ним недобрую шутку. Он так мало знал настоящую Мадлен тогда. Но разве она не виделась ему все время? Он бы узнал Мадлен с закрытыми глазами, лишь только почувствовав ее рядом. Нет, это была Мадлен, отличавшаяся от других женщин и лишь немного потерявшая сходство с Полин и приблизившаяся к Рене, чтобы стать ею окончательно… Никогда! Никогда он не согласится с этим. Потому что Рене была стареющей женщиной… потому что у нее не было шарма Мадлен… потому что она отреклась от Мадлен, наконец, потому что она не признавала его доказательств.

Он принялся за следующий аперитив. Доказательства! Разве можно доказать необъяснимые вещи? Он просто был уверен, что она Мадлен, и больше ничего. Чтобы убедить ее согласиться, что она скрывает свою личность под личиной Рене, нужны были более материальные доводы.

Алкоголь начал разливаться по его жилам. И он вспомнил о чем-то похожем на доказательства. Ему несколько раз приходилось видеть в сумочке Рене удостоверение ее личности: «Суранж, Рене Катрин, рожд. 24 октября 1916 в Дамбремонте, в Вогезах». Итак?

Он расплатился и еще немного подумал. Его идея была совершенно верна. Он вышел и сел в трамвай, который шел к порту. Теперь ему не хотелось больше думать. Рассматривая лица людей в вагоне, он пожелал стать просто одним из этих пассажиров. Ему было бы менее страшно.

На почте он пристроился в очередь. Если линии не будут слишком перегружены и получить справку не будет очень трудно, он все узнает.

– Могу я позвонить в Дамбремонт?

– Какой департамент?

– Вогезы.