Пропавшая нимфа

– Дамбремонт? – сказал служащий. – Это, должно быть, через Жерарме. В таком случае…

Он обратился к коллеге:

– Ты должен это знать… Дамбремонт… Вогезы. Месье хочет позвонить по телефону.

Тот поднял голову.

– Дамбремонт?.. Стерт с лица земли бошами… По какому случаю?

– Выяснить место рождения, – ответил Флавье.

– Там нет больше мэрии, там ничего нет… Поле камней.

– Тогда что же делать?

Человек пожал плечами и вернулся к своим обязанностям. Флавье покинул почту. Никаких архивов, никаких документов. Ничего, кроме удостоверения личности, год рождения 1916… А что такое удостоверение личности? Доказательство, единственное доказательство, что Рене жила уже, когда Мадлен… Он грустно сошел по ступеням. Нет, это тоже не доказательство. Никогда никто не сможет доказать, что они жили в одно и то же время, что их было двое. А если не двое…

Флавье шел сам не зная куда. Он не должен был пить. Не должен был ходить на почту! Ему спокойнее было раньше. Почему он не довольствовался тем, что просто любит эту женщину, ничего не спрашивая? Нужно ли отправиться в Дамбремонт? Пошарить в развалинах? А если она, устав от его вопросов, убежит в один прекрасный день?..

От этой мысли у него подкосились ноги. Он на секунду остановился на углу какой-то улицы и прижал руку к сердцу. Потом медленно побрел дальше. Бедная Мадден! Как он любил мучить ее! Но почему же она молчала? А если бы заговорила, если бы сказала: «Да, я умерла… Я вернулась оттуда…» – глядя такими ясными глазами, разве бы он не упал, как сраженный молнией?

«На этот раз, – подумал он, – я действительно сошел с ума». И чуть позже: «Может быть, логические размышления и называют сумасшествием?» Перед отелем он заколебался, потом увидел цветочный ларек и купил в нем несколько веточек мимозы. Букет оживит комнату, и Рене не будет больше считать себя узницей. Распахнув дверь, Флавье увидел, как Рене растянулась на кровати. Флавье бросил цветы на стол.

– И что же? – спросил он.

Что? Она плакала. Он приблизился к ней, сжимая кулаки.

– Что с тобой?.. Отвечай! Что с тобой случилось?

Потом взял ее за голову и повернул к свету.

– Моя бедная малышка! – сказал он.

Он никогда не видел плачущей Мадлен, но не забыл ее высокие скулы, по которым стекала вода, и то мокрое лицо, в Сене. Он закрыл глаза и выпрямился.

– Прошу тебя, – прошептал он, – сейчас же перестань плакать… Ты не можешь знать…

Его охватил ничем не оправданный гнев. Он топнул ногой.

– Перестань! Перестань!

Она села и притянула его к себе. Они долго не шевелились, будто оба ожидали чего-то. Наконец Флавье обнял Рене за плечи.

– Прости меня… Я совершенно не владею собой… Но я люблю тебя.

День медленно угасал. Снизу доносился шум от трамваев и троллейбуса. Мимоза пахла сырой землей. Флавье прижимался к Рене. Зачем искать, всегда искать? Ему было хорошо около этой женщины. Конечно, он бы предпочел, чтобы она была той Мадлен…

– Нам пора спуститься, – сказала она тихим голосом.

– Нет, я не голоден… Останемся.

Это был восхитительный отдых. Она будет принадлежать ему, пока продолжается ночь, пока это лицо на его плече не станет белым пятном… Мадлен! Нет, их было не двое… впрочем, бесполезно объяснять… Он больше не боялся.

– Мне больше не страшно, – пробормотал он.

Она гладила его лоб, и он чувствовал ес дыхание на своей щеке. Запах мимозы усилился, заполнил комнату. Он тихонько оттолкнул это теплое, прижатое к нему тело, поискал руку, которая прикасалась к его лицу.

– Иди!

Кровать прогнулась под ним. Он не выпустил этой руки, осторожно щупая ее, будто хотел пересчитать пальцы. Теперь он узнавал и худую ладонь, и короткий мизинец, и выпуклые ногти. Как же он мог забыть? Боже, до чего хотелось спать. Он погрузился в забытье, потом открыл глаза. Она неподвижно лежала рядом. Секунду он прислушивался к ее дыханию, потом, опершись на локоть, нагнулся над лицом и прижал губы к опущенным ресницам.

– Если бы ты только сказала мне, кто ты? – прошептал он.

Слезы омочили теплые веки. Он почувствовал их соленый вкус, поискал носовой платок под подушкой и не нашел.

– Я сейчас вернусь.

Он бесшумно проследовал в ванную. Сумочка Рене лежала на туалетном столике, среди флаконов. Он открыл ее, пошарил внутри, но носового платка и там не оказалось. И вдруг пальцы его наткнулись на что-то интересное… Какие-то зерна… бусы… да, ожерелье… Он подошел к окну и поднял его к бледному свету, который просачивался сквозь стекла, как из аквариума. Золотистый отблеск пробежал по янтарным бусам. Руки его задрожали. Всякая ошибка исключалась. Это было колье Полин Лагерлак.

Глава 4

– Ты слишком много пьешь, – сказала Рене и сразу же взглянула на соседний столик, испугавшись, что слишком громко произнесла это.

Она сознавала, что Флавье вот уже несколько дней специально привлекал к себе внимание. Бравируя, он залпом осушил стакан. За это время у него впали щеки и выступили скулы.

– Это же не то фальшивое бургундское, которое бросается в голову, – заметил он.

– И все-таки… Тебе это вредно!

– Да, вредно… Я вообще веду такую жизнь, которая мне вредна. Но ты никогда не поймешь…