Пропавшая нимфа

Она пожала плечами, и они пошли дальше, прижимаясь друг к другу, будто двое влюбленных, но это он держал ее, как полицейский, который боится выпустить свою добычу.

Вернувшись в отель, они сразу прошли в обеденный зал. Флавье не спускал с Мадлен глаз. Под люстрой, с волосами, зачесанными к затулку, она предстала перед ним такой, как в первый раз в театре Мариньи. Он протянул руку и сжал ее пальцы.

– Ты ничего не хочешь сказать? – спросил он.

Она наклонила голову, бледная, умирающая. Метрдотель принял заказ.

– Что будете пить?

– Мулен-а-вен.

Он был не в себе, будто присутствие Мадлен лишало его чувства реальности, осязаемости существования. Он смотрел – на нее и думал: «Это невозможно!» Или еще: «Я сплю». Она мало ела, а он спокойно, почти механически опорожнил бутылку. Мадлен присутствовала между ними, как холодная стена.

– Ну, – сказал он. – Теперь ты уже дошла до точки. Говори же, Мадлен.

Она резко встала.

– Я сейчас присоединюсь к тебе.

Пока она получала ключ от комнаты, он быстро выпил виски в баре и побежал к лифту. Служащий задвинул за ним решетку. Лифт стал медленно подниматься. Флавье обнял плечи Мадлен и нагнулся к ее уху, как будто хотел поцеловать.

– Признайся, дорогая.

Она медленно прижалась к перегородке из красного дерева.

– Да, – ответила она. – Я действительно Мадлен.

Глава 6

Он машинально повернул ключ в замке. Наполовину оглушенный признанием, которого ждал так долго, он находился в чем-то вроде тумана. Да и было ли это признанием? Говорила она как-то неубедительно. Может быть, просто захотела доставить ему удовольствие своими словами. Он прислонился к двери.

– И ты хочешь, чтобы я поверил? – спросил он. – Это слишком просто.

– Тебе нужны доказательства?

– Нет, но…

Он больше ничего не знал. Боже, как он утомлен.

– Погаси свет, – попросила она умоляюще.

Свет с улицы отбрасывал на потолок затейливые тени. Флавье дал себе упасть на край кровати.

– Почему ты сразу не сказала всю правду? Чего боялась?

Он больше не видел Мадлен, но слышал, как она двигалась около ванной.

– Ответь мне, чего ты боялась?

Она по-прежнему молчала, и он продолжил:

– Ты сразу меня узнала в «Астории»?

– Да, с первого дня.

– Но тогда нужно было довериться мне немедленно. Это же было необходимо. Почему ты действовала так глупо?

Он бил кулаком по подушке, и пружины кровати слабо позвякивали.

– Вся эта комедия!.. Разве она достойна нас?.. И это письмо… Вместо того, чтобы все мне честно рассказать…

Она присела рядом и в темноте поискала его руку.

– Совершенно точно, – пробормотала она. – Я хотела, чтобы ты не узнал… никогда, ничего…

– Но я всегда знал!

– Послушай… Позволь объяснить… Это так трудно!

Ее рука была страшно горячей. Флавье больше не шевелился, ошеломленный и переполненный горечью. Сейчас откроется секрет…

– Та женщина, в Париже, – сказала Мадлен, – которую ты видел в театре, в компании с твоим другом Гевиньи, за которой следил и которую вытащил из воды, та женщина… никогда не умирала. Я никогда не умирала, понимаешь?

Флавье улыбнулся.

– Ну да, – Сказал он, – ты никогда не умирала… Ты просто превратилась в Рене, я отлично понимаю.

– Нет, мой дорогой, нет… Это было бы слишком хорошо… Я не превращалась в Рене, я все время была Рене. Я на самом деле Рене Суранж. Это меня, Рене Суранж, ты всегда любил.

– Как это?

– Ты некогда не знал Мадлен Гевиньи. Это я выдавала себя за нее… Я была соучастницей Гевиньи… Прости… Если бы ты знал, что мне пришлось пережить…

Флавье сжал руку женщины.

– Ты хочешь убедить меня, что тело там, у подножья башни…

– Да, это было тело Мадлен Гевиньи, которую убил ее муж… Мадлен Гевиньи умерла, а я всегда была живой… Вот… Это настоящая правда.

– Это ложь, – сказал Флавье. – Гевиньи уже нет, он не может протестовать, и ты пользуешься этим. Бедный Гевиньи… Значит, ты хочешь сказать, что была его любовницей? И вы оба придумали эту историю, чтобы уничтожить законную жену… Но зачем же, зачем?

– Она имела состояние… Потом мы должны были отправиться в провинцию.

– Восхитительно! А почему Гевиньи просил меня последить за ней?

– Успокойся, мой дорогой.

– Я спокоен, клянусь, я никогда не был так спокоен. Ну, отвечай!

– Никто не должен был подозревать его, а у жены не было никаких оснований кончать с собой. Следовательно, ему был нужен свидетель, который бы смог заявить, что мадам Гевиньи вынашивала в себе эту идею, что она была уверена, будто уже жила, а смерть казалась ей простой вещью, почти игрой… Причем такой свидетель, показания которого не стали бы оспаривать, заяви он, что видел самоубийство… Ты адвокат, и потом, он знал тебя с детства. Знал, что ты сразу же доверишь этой истории.

– В сущности, он считал меня идиотом, сумасшедшим немного, не так ли? Отлично придумано… Значит, это ты была в театре Мариньи, ты – на кладбище в Паси, и на фотографии, которая украшала письменный стол Гевиньи, когда я навещал его, – тоже была ты…

– Да.

– И естественно, по твоему мнению, Полин Лагерлак никогда не существовала?

– Существовала.

– А! Вот видишь… Ты не осмеливаешься отрицать все.

– Да пойми же наконец… – простонала она.