Скользкий страх пронизывает меня вплоть до кончиков пальцев. Помнится, Хьюго говорил о каких-то тайных входах. Никаких блестящих перил.
— Тупик де Вальми?
— Точно. Ты уже бывала там? О…
Чан бросается в затененную дверную нишу и тянет меня за собой. Как можно плотнее прижимаюсь к стеклянной поверхности, увешанной рекламными листовками. Нас окутывает густой запах мочи. За углом что-то бормочет полицейская рация. Слышны шаги нескольких пар ног.
Совсем радом открывается дверца машины. Не дыша, я наклоняюсь вперед и вижу мужчину в форме, усаживающего женщину в грязных лохмотьях на заднее сиденье своей машины. Они уже арестовывают всех, кто находится на улице, даже бездомных. Это объясняет, почему улицы так пусты. Двигатель заводится, полицейская машина исчезает вдали. Чан кивает мне. Мы движемся, не говоря ни слова, быстро перебегая от одной тени к другой и избегая освещенных мест.
Мы прошли уже больше мили, у меня начинают уставать ноги, но я не обращаю на это внимания. Наконец Чан указывает на большую площадь.
— Вон за тем углом.
Мы бросаемся на другую сторону, но в этот момент вспыхивает прожектор и мужской голос орет нам;
Чан бегом огибает каменный памятник, стоящий в центре площади, я следую за ней по пятам, сопровождаемая топотом полицейского. Она поворачивает налево и вбегает в узкий переулок напротив музея.
Судорожное дыхание разрывает ребра, я бегу за Чан, но чьи-то руки хватают меня и втаскивают в проход. Адреналин заливает мой мозг, я вырываюсь, но меня крепко держат. Полицейский пробегает мимо, руки разжимаются, и вижу, что это Чан.
— Вы еще и борьбой занимаетесь? — шиплю я. Она качает головой, прижимая палец к губам. Слева слышны голоса.
— Видишь большое дерево на берегу? — Чан жестом показывает мне, куда смотреть.
Мы стоим на крыльце ювелирного магазина. Матовое стекло не позволяет заглянуть внутрь, но и нас здесь тоже никто не видит. Я выглядываю на улицу. Каким-то чудом среди городских построек сохранился старый дуб.
— Да. Вижу. Но рядом с ним стоят двое мужчин.
Чан ругается по-французски.
— Тогда мы попали.
Я вижу, что она пытается найти выход из создавшегося положения, но не находит. С тех пор как мы познакомились, Чан постоянно проявляла великодушие, а я втянула ее в авантюру, которая может окончиться нашим арестом. Если мы сейчас выйдем, нас тут же схватят. Если попытаемся пешком вернуться на Монмартр, обязательно попадемся. Бог знает, что таит в себе французский уголовный кодекс. Может, у них и есть нечто вроде правила Миранды[65]
, но поди в нем разберись без переводчика.— Чан, а мы далеко от Пантеона? Она бросает на меня косой взгляд.
— Кварталах в пяти, наверное. А что?
— Я знаю еще один вход в подземелье.
Я снова выглядываю на улицу, но Чан с силой тянет меня назад.
— Сомневаюсь. Большинство входов либо залиты бетоном, либо закрыты решетками. У этого дуба находится единственный известный мне вход в радиусе трех миль.
Меня распирает гордость оттого, что и я могу научить Чан чему-то.
— Единственный, говорите? А вот и нет!
Мы пробираемся по хорошо освещенным участкам улицы и перебегаем через каждый перекресток, только осмотревшись по сторонам. Один раз мимо нас проносится машина с сиреной. Медленно наступает утро, и как только взойдет солнце, больше не будет нужды прятаться.
У самого Пантеона я сворачиваю направо и пытаюсь вспомнить дорогу ко входу в подпольный бордель. Вот этого книжного магазина я не помню, поэтому поворачиваю обратно. А вот и круглосуточный магазин, возле которого Матье сделал одну из остановок во время экскурсии по историческим борделям.
— Шейна? — голос Чан напряжен.
Иду дальше, трусцой перебегая улицу, потом сворачиваю направо.
— Шейна, — снова говорит Чан. — Ты знаешь, что ищешь?
Кирпичная стена тянется на полквартала вдоль переулка. За ней — более оживленная улица, рю дю Ренар, та самая, где я, вырвавшись из цепких объятий Матье, поймала такси.
— Шейна, нам не обязательно идти туда, куда ходила твоя сестра.
Останавливаюсь посреди дороги, тяжело дыша.
Чан подходит ко мне с поднятыми ладонями.
— Я много говорила с Анжелой о ее исследованиях катакомб и знаю обо всех ее похождениях. Мне кажется, что нам лучше вернуться домой и немного поспать.
Хотя она говорит тихо, ее слова гулкими басами отдаются в моих ушах. Я смотрю на землю, усеянную битым стеклом и окурками, и думаю: а может, она права? Может, стоит вернуться домой? Наверное, мне уже не найти сестру. И даже если у меня получится, все равно уже не будет так, как на той фотографии из зоопарка.
— Кто-то идет.
Чан оглядывается по сторонам. Слышится звук рации, и у меня от страха сводит живот. Я бросаюсь к двери, ведущей в бордель. Она не заперта, и передо мной вновь тесная прихожая, в которую я втискивалась вместе с четырьмя парнями. Последний оставшийся бордель в городе, он обслуживает постоянную клиентуру двадцать четыре часа в сутки. И подобно крипте Нотр-Дама, соединен с катакомбами.