Я не посылаю тебе эти письма, поэтому могу говорить в них все, что думаю на самом деле, не прикрываясь любезностями и не лицемеря. В этом нет необходимости. И я могу сказать тебе то, что давно должна была сказать, чтобы ты не обманывала себя.
Если ты когда-нибудь все-таки начнешь читать это письмо, ты остановишься на слове «запретила», но, возможно, все равно пробежишь глазами до конца. Так вот, на этот случай я специально напишу крупными буквами:
ТЫ НИКАКАЯ НЕ ЖЕРТВА, ШЕЙНА.
Ты не являешься чьей-то жертвой. Тем более моей.
Глава 29
До восхода солнца еще целый час. В полутьме я едва узнаю свою улицу, хотя уже целую неделю живу здесь. Такси Матье нигде не видно. В руке я держу нашу фотографию, снятую с доски Анжелы, и время от времени подушечкой большого пальца касаюсь ее острого уголка, чтобы удостовериться, что все происходящее — не сон.
На фото наша семья стоит рядом с Самым Уродливым Лосем в мире. Зоопарк Сан-Диего. Нам с Анжелой по восемь лет. На деревянном щите нарисован жутковатый лось (весь в бородавках, проплешинах, кривой, корявый), а на месте морды — овальный вырез, куда любой посетитель зоопарка может просунуть свое лицо и сфотографироваться. На щите надпись: «Такого только мама любит!» Когда нам надоело хохотать над своими рожами на фотографиях, которые сделала мама, она отвела нас в сторону и серьезно сказала: «Никогда и никому не позволяйте говорить, что вы не заслуживаете любви». Теперь, взяв этот снимок, я вспомнила ее слова. Когда же я успела забыть их?!
В другой руке у меня сложенный вдвое листок бумаги, который весит, как кирпич. Записка от Валентина, обнаруженная под дверью квартиры. Должно быть, он приходил, пока я была в отключке. Вдалеке появляются желтые огни. Я прижимаю руки к бокам, чтобы согреться.
Яркие лучи фар на секунду ослепляют меня. Такси останавливается возле дверей дома, как раз когда из них выходит мадам Чан. Она переоделась в брюки карго и рубашку с длинными рукавами, а на плечи повесила холщовый рюкзак.
— Это наш верный конь? — спрашивает она.
Серийный убийца. Это именно то, что Валентин никак не хотел признать и о чем мой внутренний голос уже несколько дней кричит в мегафон. Теперь я еще сильнее чувствую свою беззащитность.
Перевожу взгляд на мусорные контейнеры, стоящие в соседнем переулке. Бродяги, который ночевал там все эти дни, сегодня нет на месте. Холодный страх скользит вниз по телу, сворачиваясь в плотный узел в районе желудка. Ману мертва. Официально подтверждено.
Если Анжелу похитил Жан-Люк, чтобы продать ее в качестве живого товара, или если он просто убрал ее с дороги, после того как она обнаружила что-то в катакомбах, означает ли это, что сосед — серийный убийца? И что выловленное в Сене тело двойника Анжелы — тоже дело его рук?
Но что означает выстрел в голову, о котором говорил Валентин? Ничего личного. Бесстрастный. Движим высшей целью. Валентин не сказал, где нашли последний труп, но теперь по всему Парижу начнется усиленное патрулирование. Интересно, подозревает ли Валентин Жан-Люка и не его ли он имел в виду, когда предостерегал меня от разговоров с незнакомцами?
Меня передергивает. Я киваю мадам Чан на такси:
— Наш моторизованный экипаж.
— Нормальный ход! А что это у тебя там? — Она показывает на фотографию, которую я держу в руке.
— Просто талисман на удачу, — говорю я и засовываю фото в задний карман.
Мы с мадам Чан садимся в такси. Водитель ловит мой взгляд в зеркале заднего вида, его морщинистая кожа освещена встроенной в потолок лампой. Большую часть его лица скрывает бейсболка.
Чан говорит водителю, куда ехать. Поудобнее устраиваюсь на потертом сиденье, положив сумку на колени.
Когда Хьюго сказал, что он встретил Чан в туннелях, у меня в голове как будто зажглась лампочка. Мало того что Чан была консьержкой в доме Анжелы и при этом вдовой миллиардера, она еще и диджействовала со времен Рейгана, а если (удить по фотографиям на стенах ее комнаты, она икейв-дайвингом[63]
занималась, и в забеге с быками в Памплоне участвовала, а теперь, как оказалось, еще и по катакомбам лазит.