Пропавшая сестра

Допросы Вашей матери продолжались несколько дней, после чего ее вдруг оставили в покое, и Ваши родители уехали в Англию. Они уезжали спешно, среди ночи, фактически бросив дом. Я всегда чувствовала, что приказ об отъезде был отдан кем-то на самом верху… Ой, почти забыла рассказать об одном инциденте, связанном с женой губернатора. Диана была беременна и, как я уже говорила, плохо себя чувствовала, а Дуглас потащил ее на обед к губернатору. Жена губернатора, которую я считала женщиной глупой и пустой, оскорбительно высказалась насчет беременных женщин, дескать, им следует не выставлять себя напоказ и держать язык за зубами, поскольку в их россказни о болезнях никто не верит. Сказано было в расчете на то, что Диана услышит. Диана подошла к ней и плеснула шампанским в лицо. Как все возмущались и негодовали! По моему мнению, жена губернатора вполне это заслужила, но репутация Вашей матери пострадала. Еще до рождения ребенка Диану стали считать психически неуравновешенной.

После отъезда Ваших родителей я убедилась, что доброе имя Вашей матери погублено. Ее уголовное дело какое-то время оставалось открытым, но так и не было доведено до конца. У меня возникло подозрение: должно быть, кто-то знал, что́ в действительности случилось, однако изо всех сил постарался замять эту ужасную историю. По моему мнению, Вашу мать попросту сделали козлом отпущения.

На этом, дорогая Аннабель, я завершу свое письмо. Надеюсь, Вы сумеете разобрать мой почерк.

С пожеланиями крепкого здоровья,

Симона Бертон.

Глава 26

Диана, Челтнем, 1922 год

Я просыпаюсь от жуткой головной боли. Никогда еще голова у меня так не раскалывалась. Кажется, будто по ней хорошенько прошлись дубиной. В комнате светло, даже слишком. Оглянувшись по сторонам, я замечаю стены, облицованные белым кафелем. Отвратительно пахнет карболкой. Я нахожусь не дома.

Свет слепит мне глаза. Меня охватывает паника. Хочется снова нырнуть в темноту. Мозг пронзает мысль – ужасная мысль. Должно быть, это Грейндж. Я пытаюсь шевельнуться и обнаруживаю, что привязана к кровати, не слишком крепко, но достаточно, чтобы помешать мне выбраться. Почему он привез меня сюда? Он же обещал не делать этого против моей воли. Я зову Дугласа, все громче и громче, пока не начинаю кричать. Но он не появляется. Вместо мужа ко мне подходит молодая женщина в голубом халате. Должно быть, санитарка. Она просит меня успокоиться, поскольку мои крики мешают другим пациентам.

Она выходит. Я дрожу от страха. Почему меня отправили в Грейндж? Голова по-прежнему болит. Мысли кружатся настолько быстро, что их не удержать. Я пытаюсь вспомнить, но ясной картины выстроить не могу. Мозг окутан туманом. Где я была вчера? Что делала? Стараясь вспомнить, я зажмуриваюсь и волевым усилием пытаюсь вызвать образы. Затем слышу голос, реальный голос. Мне задают вопрос. Я открываю глаза. Санитарка вернулась. Она наклоняется надо мной. Меня передергивает от запаха ее тела.

– Я спросила, слышите ли вы меня, – строгим тоном говорит она.

Ее распирает от гордости. На меня она смотрит с нескрываемым высокомерием.

Когда она сообщает, что я нахожусь не в Грейндже, а в городской больнице Челтнема, у меня возникает сомнение. Я ей не верю.

– Если я не в Грейндже, почему меня привязали к кровати?

Мой голос звучит хрипло и глухо. В горле пересохло.

– Для вашей же безопасности, – говорит она и, снова наклонившись ко мне, шепчет: – Нам пришлось сделать вам промывание желудка.

– Я не понимаю. Я хочу домой. Почему я не могу вернуться домой?