Пропавшие девушки

Знаю, что не стоит отвечать. Потому что на столе в кухне у меня валяются хреновы бумаги по разводу, которые я так и не просмотрела. Потому что я не в том состоянии, чтобы сейчас говорить с Эриком. Уже далеко за полночь, а я пью уже третий бокал. Но почему-то именно оттого, что я сижу одна на полу в гостиной, пью водку и читаю комментарии на Фейсбуке мертвой девушки, мне хочется с ним поговорить. Потому что я пока так и не поборола привычку нуждаться в Эрике, когда мне одиноко. Касаюсь экрана, принимая звонок, прежде чем он перейдет на автоответчик.

— Привет.

Слышу звук едва заметного движения на том конце линии, как будто он выпрямляется. Наверняка он не рассчитывал, что я возьму трубку.

— Привет, — говорит он. — Извини, я думал, попаду на автоответчик.

— Да? — спрашиваю я. — Ну, можешь сказать мне то, что хотел, напрямую.

Не знаю, что нам теперь позволено. Не знаю, кто мы. Люди, которые знали друг друга, знали друг друга, но теперь стоят по разные стороны проведенной в песке глубокой линии между ними. Она так глубока, что малейший шаг в сторону навстречу друг другу может вызвать лавину, открыть бездну. Может превратить твердь у нас под ногами в воздух.

Некоторое время Эрик молчит, и я тут же вспоминаю о неопределяющемся номере в голосовых сообщениях, полных мертвого воздуха. Но нет, Эрик знает, как сильно это бы меня напугало. Как бы я его ни ранила, Эрик никогда не ответил бы подобной жестокостью.

— Не уверен, что знаю, если честно, — говорит он. Он выпил. Это слышится в некой развязности его речи. Возможно, то же самое он слышит в моем голосе. — Я недавно говорил с Андреа.

— Ага, — быстро говорю я, потому что чувствую необходимость заявить права на верность Андреа, доказать, что она не сообщает Эрику ничего того, что не могла бы сообщить мне. — Она сказала, что ты звонил.

— Она рассказала мне про следующий сезон вашего подкаста.

Он пытается что-то выяснить. Это ясно по тому, как он что-то говорит и замолкает, как будто задал вопрос. Эта привычка появилась у него, когда распадался наш брак. Он часто повторял то, что я ему говорила, как будто слова утратили смысл. Например: «У тебя задержка на шесть недель». И: «Ты не уверена, что ребенок мой».

— Ага, — отвечаю я.

Теперь я уже не так стремлюсь заполнить паузы в наших разговорах. Когда-то я их не выносила, не могла вытерпеть даже десяти секунд молчания со стороны Эрика. Помню, как умоляла, на самом деле умоляла его сказать, о чем он думает. Сказать, что он хочет, чтобы я сделала.

— Думаешь, это хорошая идея? — спрашивает он. — Продолжать это? В смысле, я знаю, каким успешным был первый сезон. Но я также знаю…

Он замолкает, но это неважно. Я знаю, что он хотел сказать: он знает, чего это стоило.

— Разве ты не хотел, чтобы я занялась именно этим? — говорю я. — Нашла выход своему горю? Использовала произошедшее с Мэгги как топливо для какой-нибудь продуктивной деятельности?

— Да, например, волонтерство. Фонд твоей матери. Докторская степень. Что-то вроде этого, — говорит он. — А не… любительское расследование преступлений.

— Дело не в расследовании преступлений, Эрик, — говорю я. — Дело в том, чтобы рассказать их истории. Девушек. Их родных.

— И ты считаешь себя подходящим человеком для этого? — спрашивает он.

— Может, и нет.

Но сейчас это все, что есть у меня в жизни.

Это ловушка, и он это знает. Потому что он не станет просить меня вернуться. Снова стать его женой. Наконец-то он слишком хорошо меня знает, чтобы желать моего возвращения.

— На днях я встретилась с Коулманом в спортзале, — говорю я, чтобы нарушить тишину. — Он сказал, ты будешь крестным его ребенка.

— Ага, — говорит Эрик. — Коулман вне себя от радости. — Он замолкает. Вечное сравнение — чье-то счастье, которое с легкостью могло бы стать нашим. — Он не говорил, что видел тебя.

— Насколько я понимаю, он от меня не в восторге.

— Но он ведь тебе не хамил? — спрашивает Эрик.

По-прежнему рыцарь на белом коне. По-прежнему хочет защитить меня. Вспоминаю вечеринку Коулмана прошлым летом, то, как я вышла из ванной на втором этаже вспотевшая, с размазанным по лицу макияжем. У меня дрожали руки. Словно у наркомана, пытающегося скрыть удовлетворительную манию дозы. Готового на что угодно, лишь бы не терять это ощущение. Как я винила Эрика в том, что он не заметил произошедших во мне перемен, винила его за то, что вообще заставил меня идти на дурацкую вечеринку своего друга. Какой ужасной я тогда была. Иногда думаю, что цена, которую я заплатила за это — утрата Эрика, нашего брака, дома, семьи, — была совершенно недостаточной. Иногда я думаю, что в будущем меня ждет расплата покрупнее.

— Нет, — говорю я. — Он вел себя как истинный джентльмен.

Потому что Коулман справедливо ненавидит меня за совершенные мною поступки. Иногда я хочу, чтобы Эрик меня тоже за это ненавидел.

Лишь после того, как мы прощаемся, я замечаю дату на экране телефона. Уже за полночь, но все равно… Вчера была шестая годовщина нашей свадьбы.

Глава 9