Пропавшие наши сердца

Мама из прошлого была другой – под ее руками вылезали из-под земли кружевные зеленые листья, наливались разноцветные овощи. На ладонь ей садились пчелы; она делала ему бутерброды с маслом, рассказывала на ночь сказки, будто пряла золотую нить. Нынешняя мама существо совсем иной породы – худая, жилистая, диковатая, с хищным блеском в глазах. Волосы у нее немытые, всклокоченные, и пахнет от нее чем-то резким, звериным. Глядя на нее, проще поверить ее рассказу – о Кризисе, о ее отчаянных поступках. О том, что ей помогло выжить. И это рождает тревогу: чем занята она сейчас? Перед глазами встает картина: мама, склонившись над столом, тихим голосом рассказывает ему истории, а в руке блестит свежеобрезанный провод. Брови у нее сурово сведены. Чиж представляет крышки, бомбочки с часовым механизмом, что могут взорваться в любую минуту. Цветная шрапнель, готовая изрешетить город. Нет, на такое она не пойдет, не тот она человек, уверяет себя Чиж, но на деле сомневается. В маминых глазах он видит непреклонность, прежде незнакомую, блеск стальной бритвы – если засмотришься, полоснет.

Возвращается Маргарет все с теми же пакетами, один на плече, другой на запястье. Снимает шляпу.

Все хорошо? Не было страшно одному?

Ты три года где-то пропадала, хочет сказать Чиж, подумаешь, час-другой! И заставляет себя прикусить язык.

Все хорошо, отвечает он.

Маргарет запускает руку в пакет.

Я не знала, что ты любишь, вот и накупила всего.

Злаковые батончики, орехи, конфеты, суп в банках, соленый миндаль в пакетиках, упаковка риса «Минутка». Как будто обошла магазин, прихватив что-то с каждой полки. Чиж опечален и в то же время растроган: не представляя, чего он хочет, она изо всех сил старалась его порадовать.

Я так давно не… – оправдывается она.

И умолкает, глядя на гору лакомств.

Надо было настоящей еды тебе принести, говорит она виновато, и Чиж представляет ужин, которым она мечтает его угостить, – горячий, сытный, питательный. Овощи, картофельное пюре, лоснящаяся от масла кукуруза. Мясо, нарезанное тонкими ломтиками и красиво разложенное на белом фарфоровом блюде. Чиж понимает: за эти годы она совсем отвыкла о ком-то заботиться. Успела забыть, что существует такая еда, а тем более мир, где есть место таким ужинам.

Ничего, отвечает Чиж, все хорошо. И говорит он от чистого сердца.

Чтобы согреться, они решают съесть по миске лапши быстрого приготовления. Как видит Чиж, ни одной крышечки Маргарет не принесла назад.

Залив лапшу кипятком, Маргарет подает Чижу миску и пластиковую вилку. Лапша лимонно-желтая, на вкус очень соленая, но Чиж жадно на нее набрасывается. Маргарет усаживается за раскладной столик напротив Чижа, вилки у нее нет; чуть подумав, она начинает, прихлебывая, втягивать в себя лапшу прямо из миски.

И давно ты здесь живешь? – спрашивает Чиж, доедая остатки.

Почти месяц. Только «живу» – не самое подходящее слово. Это временно, пока я готовлюсь.

Это лишь вызывает у Чижа новые вопросы. Готовишься? К чему? Что ты затеяла?

Выпей молока, Маргарет наливает кружку и подает Чижу. От него кости крепнут.

Плеснув молока и себе, она делает глоток.

Да и хранить его негде, добавляет она. Холодильника здесь нет. Так что до дна.

Она достает из пакета банку, дергает за кольцо. В банке поблескивают, словно драгоценности, фрукты.

Десерт, объявляет Маргарет, водрузив банку на середину стола, и эта мелочь трогает Чижа до глубины души: мама не забыла, что он любит персики в собственном соку. Чиж цепляет вилкой золотистую дольку.

Нравится тебе в школе? – спрашивает вдруг Маргарет. Учительница хорошая? А в классе тебя не обижают?

Чиж, дернув плечом, вылавливает еще дольку. Если обижают, то из-за нее, но про это ей Чиж не станет рассказывать. Меня там зовут Ноем, говорит он. Папа им велел.

Маргарет задумчиво отставляет лапшу, почти нетронутую.

Он счастлив? – спрашивает она.

Спокойным, ровным голосом, будто о погоде. Выдают ее лишь руки – ногти с такой силой впиваются в ладони, что аж белеют.

Чиж, как большинство детей, почти не задумывался, счастлив ли отец. По утрам он встает, идет на работу; для Чижа он делает все, что нужно. Но если присмотреться, можно заметить грусть, Чиж думал, это библиотека на него наложила печать, но теперь понимает, что корни, возможно, гораздо глубже.

Не знаю, отвечает Чиж. Но заботится он обо мне хорошо.

Это нужно сказать непременно, хоть Чиж и сам до конца не понимает, для чего – в оправдание отцу или чтобы успокоить маму.

Мама улыбается мимолетной печальной улыбкой. Уж в этом я никогда не сомневалась, отвечает она. И спрашивает: он все так же читает словари?

Чиж смеется: да, каждый вечер.

Надо же, даже такую мелочь мама помнит! Теперь она уже не кажется ему такой чужой.

О тебе он говорить не любит, признается Чиж. Он сказал… надо жить так, будто тебя не существует.

Чиж боялся сделать маме больно, но, против ожиданий, она кивает.

Мы с ним решили, что так будет лучше.

Но почему? – решается спросить Чиж, и мама вздыхает.

Я пытаюсь тебе объяснить, Чиж. Честное слово, пытаюсь. Но сперва дослушай до конца, иначе не поймешь. Завтра, хорошо? Остальное завтра.