Пропавшие наши сердца

Когда Чиж уже на лестнице, Маргарет его окликает.

Хочешь, буду теперь называть тебя Ноем? Раз уж все тебя так зовут.

Чиж останавливается, перила скрипят под его рукой.

Нет, отвечает он, вспыхнув. Можешь звать меня и дальше Чижом. Если хочешь.

Наутро, сидя опять за столом, Маргарет работает проворней, пальцы так и мелькают, – она знает, что время уходит. Начинает она без предисловий, будто прыгает в океан, даже не успев испугаться.

Две недели назад Чижу исполнилось девять. За завтраком Итан вдруг замер, потрясенный, и положил перед Маргарет свой телефон. Сдвинув головы над экраном, они прочли заголовок: «СТЫЧКА ВО ВРЕМЯ ДЕМОНСТРАЦИИ. ОДИН ЧЕЛОВЕК ПОГИБ, ШЕСТЬ РАНЕНЫ». Под заголовком фотография чернокожей девушки: волосы заплетены в косички и собраны на затылке, желтая шляпка, очки. Она еще на ногах, глаза еще открыты и блестят, на губах застыл крик; она еще не поняла, но уже чувствует: на груди у нее алой розой расцветает кровавое пятно. В руках у нее плакат: «ВСЕ ПРОПАВШИЕ НАШИ СЕРДЦА». И подпись: «Мэри Джонсон из Филадельфии, 19 лет, первокурсница Нью-Йоркского университета, погибла от шальной пули во время разгона демонстрации против ПАКТа в понедельник».

Первая из множества подобных заметок, но фото везде будет одно и то же.

Та девушка, Мэри, прочла книгу Маргарет у себя в комнате студенческого общежития. Она изучала психологию развития, мечтала стать педиатром, и с каждой новостью о том, что из семьи забрали ребенка, в памяти у нее всплывали заключительные строки последнего стихотворения – и не давали покоя, как детский плач. Девять лет прошло после принятия ПАКТа, изъятия из семей множились, а те немногие, что попадали на первые полосы, выставлялись примерами преступной небрежности и равнодушия к детям, родители изображались неразумными, нерадивыми, черствыми, но были и другие случаи, о которых стыдливо умалчивали.

Подумаешь, слухи, отмахивались одни, детей отбирают только в виде исключения. Неизбежное зло, уверяли другие, – спасение, ради блага ребенка и общества. «Раскачиваешь лодку – не удивляйся, если твоего ребенка смоет за борт», – писал кто-то в интернете. Но на каждый известный случай приходилось множество неизвестных – зачастую родители молчали, не возмущались, ничего не предпринимали в надежде безупречным поведением заслужить, чтобы им вернули детей.

Вечером накануне шествия Мэри купила ватман, толстыми, едко пахнущими маркерами написала по трафарету слова, а внизу нарисовала грустное детское личико. После демонстрации у нее в комнате на полу нашли маркеры и остатки ватмана, а рядом валялась книга Маргарет.

Потом – пикеты, акции в память о Мэри. В соцсетях люди ставили ее фото на аватарки: Мэри, Мэри, Мэри, молодая загубленная жизнь – целая толпа Мэри, у каждой в руках плакат со строчкой Маргарет. Строчку эту набирали в поиске, и всплывало имя Маргарет Мяо, название книги. Стихи, написанные, когда она носила Чижа под сердцем или в тумане бессонных ночей кормила его грудью, глядя, как небо из черного становится темно-синим, потом сизым, словно кровоподтек.

Ведь это даже не лучшая строчка, удивлялась она, даже не лучшее стихотворение – но, как видите, вот она, на плакате в руках у умирающей девушки, почти ребенка.

Строки эти начали появляться в интернете – стали девизом противников ПАКТа. На акциях протеста, что вспыхивали тут и там краткими выплесками боли и ярости. На значках, на стенах, на раскрашенных от руки футболках. Они по всему студгородку, рассказывал Итан, округлив от изумления глаза. Маргарет, увидев такое впервые, застыла как вкопанная посреди улицы и опомнилась, лишь когда на нее кто-то налетел и чертыхнулся. Для нее это было все равно что встретить на улице своего двойника. За всю жизнь она ни разу не была на демонстрации. Она и о ПАКТе всерьез не задумывалась, если уж говорить правду.

Кто-то вывел ее строки на стене Нью-Йоркского управления по делам семьи, на тротуаре у входа в министерство юстиции. По всей стране вспыхивали, словно пожары, выступления против ПАКТа. Демонстранты забрасывали яйцами – а потом и камнями – машины сенаторов и чиновников – сторонников ПАКТа. И каждый раз, каждый раз несли они плакаты со строками Маргарет. Акции были короткими, единичными, но за это время прохожие успевали сделать фото, и вскоре снимки, а с ними и строки Маргарет разошлись повсюду.

Кто бы мог подумать, что стихи вдруг разлетятся по свету, сказала она Итану. Ни он, ни она не засмеялись. Из всех фантасмагорий последних лет в это верилось проще всего.

А потом в одной радиопрограмме навели справки о лозунге, о стихотворении. О Маргарет.

Кто вдохновляет этих безумцев-демонстрантов? – вопрошал ведущий. Ну так слушайте: Маргарет Мяо, поэтесса-экстремистка из Кембриджа, этой либеральной клоаки. И – вот так сюрприз! – она азиатского происхождения!

Эстафету подхватил телеведущий, ярый защитник ПАКТа. Американцы китайского происхождения? – не смешите меня! Всем известно, кому они на самом деле служат. Он показал во весь экран фото Маргарет с задней стороны обложки – пусть, мол, ее внешность говорит за себя.