Пропавшие наши сердца

Теперь посетителей поубавилось, сказала миссис Эдельман. Боятся. Если кто и заглянет, то надолго не задерживаются – берут что нужно, и до свидания.

Где мне их искать? – спросила Маргарет. Те семьи. Как на них выйти?

Вот что я слышала, отвечала миссис Эдельман с расстановкой. Кое-кто пытается искать детей, которых забрали, в надежде вернуть их родителям.

Есть ли еще надежда, засомневалась Маргарет, если их так много?

Спустя девять лет после принятия ПАКТа бороться с ним было все равно что бороться с земным притяжением или с приливами-отливами. Ох уж эти протесты, качали головами люди на улицах и на телеэкранах. Пустая трата сил. Только нам, мирным гражданам, житья не дают.

Библиотекарша пожала плечами: да что вы говорите! Если толку от протестов нет, тогда почему вы здесь?

Где мне искать эти семьи? – спросила Маргарет, и миссис Эдельман ответила: я знаю про одну.

Маргарет шла, можно сказать, на шепот. От имени, что сообщила ей миссис Эдельман, тянулись нити к другим – к подруге, к сестре соседки. Кто-то про кого-то слышал, кого-то знает. Ни электронных адресов, ни телефонов – ничего, что позволило бы вычислить человека. Маргарет разыскивала одну семью за другой, ссылаясь на тех, от кого узнавала имена. И слушала.

Мало-помалу у нее сложилась картина, почему такое происходит с людьми. Вы что-то сказали, и кому-то не понравилось. Вы что-то сделали или чего-то не сделали, и кому-то не понравилось. Или вы журналист и написали статью о том, как детей разлучают с родителями, или упомянули о нападениях на азиатов, или посмели усомниться, стоит ли их считать врагами. Или критиковали в соцсетях ПАКТ, или власть, или Америку. Или вас повысили по службе, на зависть коллеге. А может быть, вы и вовсе ничего не сделали. Скоро к вам в дом постучатся. Нам позвонили, скажут они, но ни за что не признаются кто, сославшись на личную тайну. Как известно, люди должны быть уверены, что имена их останутся в тайне, иначе ничего не выйдет.

Не беспокойтесь, скажет кто-то из полицейских, наверняка ничего страшного, просто наш долг убедиться.

Бывает, и вправду ничего страшного. Если вы человек со связями, если вы проявляете должную почтительность, а может быть, у вас есть друзья в мэрии, или в правительстве штата, а еще лучше в конгрессе, если в ходе расследования выяснилось, что вы жертвовали деньги нужным людям или, может быть, готовы пожертвовать сейчас, – возможно, вам и удастся доказать, что вы не станете внушать детям пагубных идей. Но гораздо чаще есть чего бояться. Обычно уже к приходу полиции что-нибудь да отыщется. Вы что-то сделали или чего-то не сделали, что-то сказали или не сказали. Если вам нечем откупиться, если у вас нет ни денег, ни связей, то кончится тем, что ребенка у вас заберут – посадят на заднее сиденье машины, которая ждет возле дома, и увезут в неизвестном направлении.

Раньше Маргарет думала, что это лишь отдельные вопиющие случаи, о них-то и рассказывают в новостях, в назидание всем. Но обычно – как она узнала, когда нашла одну семью, другую, – все делалось без шума. Ни слова в новостях – детей просто забирали и отправляли в приемные семьи. Родители молчали: говорить о ПАКТе значило критиковать ПАКТ, а это лишнее доказательство их неблагонадежности. Большинство молчали в надежде, что за молчание им вернут отнятое. Люди никуда не отпускали детей, прикусили языки. Избегали обсуждать ПАКТ из страха, что придет их черед. Редакторы и продюсеры все чаще пускали в ход красные чернила: вот это лучше вычеркнуть, не будить лихо. Все менялось постепенно, незаметно, как наползает вечером тьма. Теперь лишний раз задумаешься, прежде чем открыть рот или коснуться клавиатуры: а стоит ли это говорить? Прежде чем что-то сказать, оглянешься на детскую кроватку в углу, на ребенка, играющего на ковре.

Встретившись с пятью семьями, Маргарет убедилась: таких людей больше, чем она думала, больше, чем можно вообразить. Это началось давно, а она не знала. Нет, сказала она себе, не желала знать.

К тому времени, как она разыскала седьмую семью, у нее кончились деньги. Вдобавок приходилось быть осторожной: прохожие на улице вряд ли ее узнают, но если ее остановит полиция, даже по самому пустячному поводу, то потребуют документы, и все обнаружится. У нее были поддельные права, купленные за сто долларов в подворотне, – чужое имя, фото китаянки, с которой нет никакого сходства, разве что прическа да настороженный взгляд. Но ее пробьют по базе, и сразу же откроется обман. И все завертится: ее арестуют за проживание по фальшивым документам, начнется расследование, проверят дела подозрительных лиц, и рано или поздно выяснится, кто она. Маргарет Мяо, с которой связаны десятки провокаций, каждый плакат против ПАКТа с ее словами – на ее совести, а теперь она в ответе и за смерть Мэри.