Пропавшие в Эдеме

В конце концов Нива предложила, чтобы вместо «Джеймса Бонда» мы с ней сходили на концерт «Естественного отбора»[57].

Они выступали в «Ширме», концертном зале на улице Бецалель, которого теперь не существует. Песни «Дети – это радость» и «У нас в деревне Тодра» уже передавали по радио, но первый альбом группы еще не вышел, и в зале было ненамного больше людей, чем на сцене. Нива сказала: надеюсь, что тебе понравится, но это не для всех. На ней были вельветовые брюки и зеленая фланелевая рубашка – под цвет глаз, но я не знал, можно ли уже сказать ей, какая она красивая, и будет ли она этому рада.

Не всякое знакомство с новой музыкой можно сравнить с открытием нового континента. Но тогда, на протяжении всего концерта «Естественного отбора», у меня было ощущение, что ничего подобного я раньше не слушал. Можно, естественно, найти этому музыковедческое объяснение: арабский лад отличается от европейского, ритм в песнях особый, нерегулярный. А можно все объяснить моей наследственностью: мол, когда я услышал «Черноватую»[58] в исполнении Шломо Бара, горячая сефардская кровь, которая течет в моих жилах, закипела, ведь марокканские евреи и евреи из Хеврона происходят от одних и тех же изгнанников из Испании[59]. Но во время концерта я ни о чем таком не думал. Музыка «Естественного отбора» просто вдохнула жизнь в те части моего тела, в которых раньше жизни не было, и когда они играли первую песню на бис – «Провозгласят свободу»[60], – я даже пошел танцевать. Это я-то, который на всех вечеринках стыдливо прижимался к стенке.

После концерта мы вышли на прохладный иерусалимский воздух, и Нива предложила пойти есть кубэ[61] на улицу Агриппас[62].

Я согласился, хотя лир[63] в моем кармане, как я наскоро подсчитал в уме, могло не хватить на то, чтобы заказать кубэ и для меня тоже.

Около Талита-Куми[64] она впервые взяла меня за руку. А недалеко от Давидки[65] мы остановились, чтобы поцеловаться.

* * *

Я бы хотел точно описать, какого рода чувства пробудились во мне к Лиат в тот момент. Тут важно быть точным. Тем более когда меня обвиняют в том, в чем меня обвиняют.

Это не было половым влечением. Однозначно нет. Половое влечение у мужчин распознать нетрудно, и за годы рядом с Нивой я хорошо изучил его симптомы. Когда она подходила ко мне с очевидным намерением и целовала меня в шею, у меня учащался пульс, а в горле пересыхало. Мною овладевало желание. С того самого первого поцелуя у Давидки все годы Нива возбуждала во мне почти хроническое вожделение – и когда она была беременна, и когда мы ссорились и обижались друг на друга.

Я не делаю вид, что я святой. За эти годы я испытывал влечение и к другим женщинам. К медсестрам. К женщинам-врачам. К родственницам пациентов. Иногда, когда Нива засыпала, я мог позволить себе представить, что расстегиваю пуговицы на блузке другой женщины, что моя рука забирается под короткую юбку. Но я поклялся себе: только фантазии. За время нашего брака я ни разу не был с другой женщиной. Может быть, дело в консервативном воспитании. А может быть, в том, что я знал: Нива не простит мне измены. Если она узнает, то может взять Яэлу и Асафа и уйти от меня.

Так или иначе, когда она заболела, желания такого рода у меня пропали. Все силы я бросил на уход за ней, точнее – на то, чтобы заботиться о ней на пути к понятному заранее финалу.

* * *

О Лиат я тоже пытался заботиться. Ординаторы всегда спешат, и каждый раз, когда я видел, как она торопится от сестринского поста в ординаторскую, оттуда в отделение лучевой диагностики, оттуда – в конференц-зал, мне очень хотелось пойти вместе с ней, рядом, в темпе ее шагов.

Она вызывала у меня еще одно желание – узнать о ней побольше. Как выглядит квартира, куда она возвращается после смены? У нее есть партнер или она живет одна? Когда она идет на какой-нибудь концерт, она тоже надевает черные кроссовки «New balance»? Каким видом спорта она занимается, раз у нее такая точеная фигурка? В медальоне у нее на шее есть какая-нибудь фотография? В ее сумке лежит что-нибудь, что она не хотела бы показывать никому? Как выглядит целиком татуировка, фрагмент которой иногда виден у нее в просвете между нижним краем штанины и носком? Что она читает перед сном? Перед тем как перевернуть страницу, облизывает ли она палец?

Понятно, что удовлетворить это любопытство расспросами я не мог. Старшему врачу не пристало задавать молодой девушке-ординатору такие бесцеремонные личные вопросы.

Так что я довольствовался нашими регулярными беседами около кофейного прилавка. Лиат все время начинала разговор без всякой преамбулы.

– Вы заметили, как Альберт из восемнадцатой палаты похож на Рабина? А его сосед – вылитый Игаль Амир?[66]

Слышали, куда на самом деле исчезли все бутылки антисептика? Их выпил алкоголик из двенадцатой палаты.

Не поверите, что случилось сегодня утром в приемном покое. Поступил мужик с туалетным ершиком в… заднем проходе[67]. Прямо как в песне Эрана Цура[68]. Знаете?