Я кивнула и подумала: да какая разница. Главное, что мы с тобой проводим время вместе. А когда мы проезжали мимо пальм в Атлите[136], я вспомнила, как однажды мы ехали к друзьям в Хайфу и начался ливень, и именно в этом месте Офер свернул направо и сказал: Нахаль-Келах[137]. И мы поползли по петляющей дороге к кибуцу «Бейт Орен», пока наконец не добрались до мостика, тут Офер припарковался и сказал мне: пойдем. А я такая: да тут потоп. А он: в том-то и дело, что потоп! И еще: возьми мою куртку. Мы вышли из машины и встали на мосту, под которым бушевал поток, и Офер сказал: вау, а потом: Нахаль-Келах так бушует только раз-два в году! А бывает, что в нем вообще нет воды! И я сделала вид, что нахожусь под впечатлением, как и он, хотя я мечтала вернуться в машину, к печке, и не могла избавиться от ощущения, что стала невольной участницей какой-то реконструкции: что когда-то здесь, на этом мостике, с ним рядом стояла другая женщина и они вместе смотрели на этот ручеек, который только в нашей пересыхающей стране могут назвать рекой.
– Как ты думаешь, папа и правда был одинок? – прервала мои воспоминания Ори.
Я вздохнула. С тех пор как Офер исчез, я иногда так вздыхаю – как старушка. Как моя мама.
По радио передавали «Зеленую волну» – песни, которые просят поставить солдаты, и я вспомнила, как мы с Офером всегда смеялись, что эти песни на самом деле заказывает какая-нибудь сотрудница «Армейской волны», иначе как бы все солдаты всех подразделений армии в едином порыве выбирали одну и ту же песню – «Белым по белому» Дана Торена?
– Вокруг папы всегда были люди, которые его любили, – ответила я. – Люди с форума. Из фонда. Всем, кто обращался к нему, он помогал. Помнишь, как они говорили о нем, когда приходили к нам после того, как…
– Да.
– У него была эта способность – зайти в комнату и тут же расположить всех к себе.
– Да. Даже моих училок, самых стервозных, он мог очаровать.
– Он работал над этим. Знал, как понравиться. Знал, как быть полезным тем, кому нужен. Приезжал на их торжества. Звонил поздравить с днем рождения.
– А еще у него были мы.
– Да.
– Но, значит, он не мог…
– Не знаю, доченька. Может быть, одиночество – это просто свойство характера. А не ситуация. Может, у того, кто убежал из дома в семнадцать лет и от кого отказалась семья, всегда будет внутри пустота… которую постоянно нужно заполнять.
– Ты думаешь, эта пустота так разрослась, что… есть вероятность, что… Тогда, может, наш робот-пылесос действительно сожрал записку, которую папа?..
– Я же тебе уже сказала: нет. Он любил вас обоих слишком сильно, чтобы так поступить.
– И тебя.
– И меня, да.
Мы договорились встретиться с Пуа Охайон в кафе «Сезоны» у моря. Она сказала, что будет сидеть на террасе. И первое, о чем я подумала, когда увидела ее, было: а почему все женщины, с которыми Офер встречался до меня, выглядели куда лучше, чем я?
Темно-русые локоны, густые (у кого из женщин в нашем возрасте сохранились такие густые волосы?).
Добрая улыбка.
Лицо, судя по живой мимике, не проходило никаких «эстетических процедур».
Отличный вкус в одежде (разве жительницы Хайфы не должны одеваться как кошелки?).
Немного полновата. Но такую полноту как раз любят мужчины.
(«Я никогда не западал на женщин так, как на тебя, – сказал мне Офер в начале наших отношений. – Что-то такое есть в твоей душе, что возбуждает меня».)
Пуа Охайон долго жала мне руку, чтобы было время рассмотреть меня, точно так же, как я только что рассматривала ее. И испытать разочарование.
Я прямо представила себе ее лицо на экране и внизу субтитры, как в том клипе «R. E. M.»[138]: «Это
Потом она обняла (сразу обнимать?) Ори и произнесла тоном социального работника (а может, она правда социальный работник?):
– Я много думала о вас, с тех пор как Офер… – (Люди не знают, что сказать после слов «как Офер». Исчез? Пропал? Ушел в таинственную даль?)[139] – Вы, конечно, как в кошмаре.
– О да, – сказала Ори.
– Если честно, я хотела вам позвонить. – Пуа посмотрела на меня. – Но как-то…
– Все в порядке, – сказала я.
Подошла официантка. Приняла заказ.
Спасатель предостерег купающихся: в море высокие волны.
Мимо нас пробежал – без хозяина, без поводка – золотистый ретривер, немного похожий на Боя – ретривера, который был у нас с Офером до рождения детей. Когда родилась Ори, Бой (его назвали так в честь Боя Джорджа)[140] впал в депрессию из-за слишком резкого понижения его статуса и часами неподвижно лежал на своем пуфе в гостиной. А когда мы приехали из роддома с Матаном, Бой все понял заранее и убежал в новую жизнь через дырку в заборе палисадника. Если я правильно помню, мы даже не стали развешивать по деревьям объявления с его фотографией.
– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказала Ори.
– Не стоит благодарности, – ответила Пуа Охайон.
– Как я уже говорила по телефону, – продолжила Ори, – полиция прекратила искать папу, но мы еще не теряем надежды.
– Очень хорошо.
– Мы пытаемся сами прощупать все возможные направления.