— Она призналась, что уже была в доме, — спокойно возразил Викерс. — Думаю, эксперты так или иначе ничего не докажут. Но на всякий случай мы не позволим ей ни к чему прикасаться.
Блейк прикусил губу, но больше ничего не сказал и отступил назад, пропуская меня.
Я шагнула мимо него в прихожую и огляделась.
Со вчерашнего дня здесь ничего не изменилось, кроме сломанной полицейскими двери. Хлопья краски усеивали вытертый ковер там, где дверь ударилась о стену. В нос мне снова ударила вонь потных носков, которую я отметила раньше, и чего-то еще, более резкого. Страха.
В отличие от прошлого раза дверь в гостиную оказалась приоткрыта.
— Вы нашли сумку там? — спросила я. — Могу я войти и посмотреть сама?
— Пожалуйста, — сказал Викерс, — это не займет у вас много времени.
Я поняла, что он имел в виду, когда, толкнув, распахнула дверь. Запах тел, пропитавший дом, здесь чувствовался еще сильнее, вызывая тошноту, и я начала задыхаться, стараясь делать неглубокие вдохи через рот. В комнате стоял полумрак, окно, выходящее на фасад, закрывали дешевые жалюзи. Пока Викерс не нажал на выключатель у двери, единственным светом был солнечный, просачивающийся по краям этих хлипких жалюзи. Я заморгала от неожиданно резкого света голой лампочки на потолке, прежде чем мне удалось разглядеть освещенное ею убожество.
Комната оказалась практически пустой. Двуспальная кровать, застеленная грязной, в пятнах, простыней, упиралась изголовьем в противоположную от меня стену. Панель изголовья была обита замызганным бледно-зеленым бархатом, оставшимся от семидесятых годов. На полу по одну сторону от кровати стояла коробка бумажных салфеток, использованные салфетки валялись вокруг нее. По другую сторону лежала небольшая стопка затрепанных журналов — порнографических, догадалась я с отвращением. В изножье кровати я увидела тонкое комковатое одеяло, которое сползло на пол, покрытый темно-коричневым акриловым ковролином, блестевшим на свету и слегка поскрипывавшим у меня под ногами. Стены были оклеены кремовыми обоями с выпуклым перламутровым узором, чрезмерно строгими и приличными обоями, совершенно не сочетавшимися с комнатой, которую они украшали. Длинная грязная полоска на одной из стен позволяла предположить, что некогда там стояло нечто большое — может быть, диван.
Я повернулась к Викерсу.
— Но ведь это дом с тремя спальнями. Почему они использовали эту комнату в качестве спальни, живя здесь только вдвоем?
Викерс не ответил прямо, но знаком предложил мне пройти дальше, чтобы я смогла увидеть то, что прежде было скрыто от меня дверью. Другим предметом мебели в комнате оказался маленький, обшарпанный книжный шкаф, если не считать мебелью видеокамеру на треноге. Я озадаченно посмотрела на камеру и обернулась к Викерсу за разъяснениями. Но вместо этого он указал на книжный шкаф.
— Ваша сумка лежала там, на нижней полке. Вы больше ничего не узнаете?
Я осторожно шагнула на ковер, не желая думать о том, кто мог в нем обитать и когда его в последний раз пылесосили. При виде того, что стояло на верхней полке, по спине у меня пробежал холодок.
— Это мои фотографии. Они лежали в моей сумке.
Кто-то расставил их, прислонив к стене. Маленькие карточки размером на паспорт. Здесь им было совсем не место. Детективы подошли и посмотрели поверх моего плеча, пока я, в свою очередь, объясняла:
— Чарли. Чарли и я. Папа и я. Мама и папа.
Мой ежедневник лежал раскрытый, обложкой вверх, и я потянулась за ним, возмутившись измятыми страницами. Блейк поднял руку, останавливая меня.
— Пока ничего не трогай, — тихо сказал он.
— Ладно, хорошо, но это же мой ежедневник. — Я пригляделась. — А это моя ручка… ой!
— Что? — быстро спросил Викерс.
— Ну просто это странно, только и всего. Я думала, что потеряла ее. Должно быть, она все это время лежала в моей сумке.
— Когда вы ее потеряли?
— Несколько месяцев назад. Я повсюду ее искала. Эта ручка принадлежала папе. — Ручка была серебряной, с его инициалами, выгравированными на корпусе, и с ясно различимым крестообразным узором, оттиснутым на металле. — Я думала, обронила ее в школе. Я там все вверх дном перевернула, разыскивая ее. Не могу поверить, что все это время она лежала у меня в сумке.
Полицейские никак не комментировали мои слова, и я бегло осмотрела остальные полки, разглядывая собрание случайных вещей — камешек с дыркой, потрепанный кожаный шнурок с тремя нанизанными на него бусинами, череп крохотного животного — возможно, землеройки. Лежали тут старые монеты и другой хлам. Ни к чему не прикасаясь, я методично все осмотрела, стараясь увидеть, что еще тут спрятано. Край брелока моего кольца для ключей торчал из-за прислоненной к стене открытки из Шотландии, и я указала на него Викерсу, который сдвинул кончиком своей ручки открытку и кивнул, когда сам увидел ключи. На одной из полок пониже я заметила заколку для волос, которую точно не видела по меньше мере полтора месяца, и дешевый браслет, надетый мной в школу и в середине дня снятый, поскольку он раздражал меня, стуча и цепляясь, когда я писала на доске.