Пропавший

Причем она неизменно старалась приуменьшить усилия, которые ей приходилось вкладывать в свой труд. Даже еще сдавая экзамены в школе, могла поклясться чуть ли не именем матери, что совершенно не готовилась дома, но при этом всегда получала отличные оценки. Про себя я никогда не могла сказать того же. Я работала, используя каждую минуту, в страхе потерпеть неудачу, опасаясь, что окружающие увидят, чего я на самом деле стою, как только ослаблю усилия. Кэти получала такие же результаты, как и я, но при этом не без хвастовства заявляла: «Мне просто повезло! Я и минуты не потратила на занятия этим предметом!» Но мы обе знали, что везение здесь ни при чем, и она часами просиживала в своей комнате над учебниками, делая вид, будто страшно занята чем-то другим, что смотрит увлекательные передачи по телевизору или читает «Космополитен». Но мы знали с ней и другое: я бы никогда не стала разоблачать ее ложь.

При этом Кэти была преданной подругой, о какой можно мечтать, всегда готовой прийти на помощь и защитить меня. Часто, выпив вина, мы предавались воспоминаниям о прежних временах. Заводили разговор о мистере Харпере, нашем учителе, который обозлился на меня без всякой причины. Что бы я ни делала, он все объявлял неверным. Весь класс знал это. Однажды я стояла перед ним, и он отчитывал меня, когда Кэти вдруг попросила разрешения выйти. Мистер Харпер велел ей подождать, пока закончит со мной. При этом он не мог не замечать, что ей действительно плохо. Она побледнела, веки опухли, но он заставил ее ждать стоя, доведя меня до слез. Казалось, именно в этом всегда и заключалась цель, к которой учитель стремился, но мы не могли понять, зачем. В тот день, когда у меня снова потекли слезы, он поднял взгляд на Кэти и спросил: «Ну, что там у вас?», словно в его обязанности не входило помогать нам во всем. Она открыла рот, чтобы ответить, но ее тут же стошнило прямо на его стол. Позднее Кэти утверждала, что так наказала учителя за грубое обращение со мной.

Сейчас она вошла в холл и собиралась перебраться в кухню, когда я вспомнила о своих бумажках, разложенных на мраморном столике. Утром я снова перебирала и перекладывала их, формируя нечто вроде решетки. Подобный метод казался мне наиболее эффективным. Но я знала, что не могу показать свои записки Кэти. Она решит, что я окончательно рехнулась. Или дошла до крайней степени унижения.

– Проходи сразу в гостиную, – сказала я и почти силком заставила ее сменить направление движения. – Располагайся.

Я поставила коробки с пиццей на журнальный столик и включила лампы.

– Ну, как ты тут? – спросила Кэти.

– Вроде все нормально, – ответила я. – Подожди, я принесу тарелки.

Включив телевизор и сунув ей в руку пульт дистанционного управления, я отправилась в кухню, собрала бумажки и положила их в хлебницу. И успела вовремя. Стоило мне взяться за тарелки и стаканы, Кэти все же принесла пиццу в кухню.

– Давай поедим здесь? – предложила она.

А потом принялась открывать шкафы и выдвигать ящики. Я не спрашивала, что она там ищет, понимая: ее интересуют любые следы пребывания в доме Мэтта.

– Ничего не найдешь, – резко произнесла я.

Кэти задвинула очередной ящик.

– Что?

– Никаких вещей, забытых Мэттом. Он не оставил после себя ничего. Я уже трижды проверила везде.

Кэти выглядела смущенной.

– Да, понимаю. Странно, правда? Здесь все так же, как много лет назад. Еще до его переезда к тебе.

Я заскрежетала зубами. С громким стуком поставила перед ней стакан с минеральной водой.

– Разумеется, все стало по-прежнему, – заметила я. – Мэтт теперь не живет у меня.

– Да, конечно, но только все равно выглядит необычно. Я это имела в виду.

Я кивнула, но так, словно вовсе не соглашалась с ее мнением. Все окружавшее меня казалось сном наяву. То есть его прежняя жизнь со мной представлялась то ли сном, то ли воспоминанием об умершем уже человеке. Обстановка будто принадлежала к какому-то иному миру, некой параллельной реальности. Поскольку от Мэтта не осталось ни следа, он как бы перестал существовать. Превратился в придуманного мной персонажа.

И все же по ночам, когда лежала в постели, я по привычке оставляла для него место. До встречи с ним у меня была привычка спать, растянувшись по диагонали и занимая всю кровать. Но как только появился Мэтт, сразу возникло ощущение, что мы с ним просто созданы для того, чтобы делить одну постель. Наши тела переплетались, его рука ложилась на мое плечо, а лицом он утыкался в мою шею. По прошествии некоторого времени мы стали спать, чуть отдалившись друг от друга, и уж, разумеется, после ссоры, когда я вообще пыталась отправить Мэтта ночевать на диван. Зато теперь, просыпаясь посреди ночи, у меня возникала иллюзия, будто он в постели рядом со мной. Я могла чуть ли не ощущать на шее его дыхание, легкое прикосновение ресниц к моей коже.

Пришлось встряхнуться. То время миновало. Даже если я сумею найти его, жизнь уже никогда не станет прежней. Я не позволю ему так просто шмыгнуть к себе под одеяло, словно ничего не произошло. Не позволю.