Еще в раннем детстве я приобрела почти потусторонний дар к острому пониманию и восприятию атмосферы в любом доме. Однажды, будучи студенткой университета, сидела в пабе со своей подругой Сарой, как вдруг схватила ее за руку и вытащила на улицу за несколько секунд до того, как начался сильный пожар. Она потом спросила, как я узнала о несчастье заранее. Ведь не было ни криков об опасности, ни задымления, ни предупреждений. А я не могла никак ей этого объяснить. Вернее, могла, но не хотела.
Был еще один характерный случай. Мы с Мэттом отправились в ливерпульский бар «Эвриман», и там возникла шумная ссора между молодой парой. Я знала, что это подстроено. Но посетители испугались за них и хотели вмешаться. Я же сказала Мэтту: «Не дергайся. Они всего лишь разыгрывают спектакль». А буквально через пару минут появился управляющий и велел вышвырнуть тех двоих на улицу, пояснив, что это всего лишь студенты театральной школы, выполнявшие таким образом сценическое задание. Для Мэтта осталось непостижимым, как я это поняла, поскольку он сам поверил в достоверность происходившего.
Я тоже не могла прямо сказать ему, что мне хорошо знакомо чувство страха. Я знала, когда насилие становилось реальной угрозой. Чувствовала мурашки по телу, холодный пот, резкое учащение сердцебиения. Те студенты играли свои роли превосходно, но меня они в заблуждение не ввели.
Оставив включенным только фонарь над входной дверью, я разделась в своей темной комнате. Почистила зубы и забралась в холодную постель, лежа на боку, лицом к окну, как делала всегда, пока Мэтт находился рядом. Но сейчас наступил редкий момент, когда я думала не о Мэтте. Все мои мысли занимали слова отца.
Для большинства родителей ребенок в семье – источник радости. Я знала, что это справедливо, если говорить о моей матери, но с отцом все обстояло иначе. В своем мирке он был важной фигурой. Владел собственной компанией, давая работу нескольким сотням людей, но суть дела заключалась даже не столько в этом. В его сознании все, что делала его семья, как она выглядела со стороны и о чем в ней велись разговоры, рельефно отображалось на нем самом. А потому, если у меня на работе дела шли хорошо, у него возникало ощущение, будто и его звезда поднимается выше на небосклоне. Нет, он не начинал уделять мне больше времени – отец не всегда отвечал на мои звонки, а сообщения от него поступали редко, но окружавшая его аура становилась благостной. Для него мой успех был важен. Мои достижения становились дополнительным признаком, что у него самого все отлично. Но стоило оступиться, как менялось и отношение отца ко мне.
Больше всего он опасался, что либо мама, либо я совершим нечто, выставляющее его в дурном свете. Нам же с ней следовало научиться держаться друг друга, поскольку мы обе умели заметить нюансы, приводившие в конце концов к беде. Но почему-то только сегодня я почувствовала, до какой степени в унисон мы с ней существуем, впервые ощутила порыв защитить ее. Она же всегда заступалась за меня, и теперь мне было стыдно, что я считала ее слабой.
Я снова вздрогнула, представив, какой станет для нее сегодняшняя ночь, сколько неприятных вопросов и оскорблений ей придется вынести. Теперь, когда мать Кэти проговорилась отцу, что я беременна, он во всем обвинит маму, как поставил ей в вину случившееся много лет назад.
Но тогда все обстояло иначе. Мой возлюбленный никуда не собирался бежать. Он хотел жениться на мне, несмотря на наш юный возраст. Но мой отец… Он и слышать не желал об этом. Я оказалась в больнице быстрее, чем смогла бы произнести «я согласна», и в течение короткого времени проблема была решена. И с тех пор о ней никто не заговаривал вслух. Не было необходимости.
Мне не следовало ездить к родителям сегодня. Да, я сделала это в момент слабости, надеясь получить у мамы утешение, но цена его оказалась слишком дорогой.
Я отправила Кэти сообщение:
Ответ пришел немедленно:
Она ничего не понимала. Она никогда ничего не могла понять.
На работе я старалась сосредоточиться, но это было очень трудно. Я чувствовала, как пошатнулись наши отношения с Кэти. Она по-прежнему каждый день присылала мне сообщения, интересуясь моим самочувствием, но я знала, какого ответа она упорно добивалась. Ей хотелось выяснить, что я уже побывала у врача, чтобы организовать прерывание беременности, а затем начать поиски нового мужчины для совместной жизни.