Пропажа государственной важности

— Пришел к вам по весьма приватному делу, — поставив на пол ношу, он обвел взглядом скромное помещение, отметив, что бывшие на Нечаеве сапоги еще минуту назад принадлежали предполагаемому квартиранту.

— Прошу в кабинет, — все настойчивее сверлил он глазами завернутый в оберточную бумагу сверток.

— Вряд ли смогу быть вам полезен, — выслушав, с чем к нему пожаловал Палицын, сухо заявил учитель Закона Божия, проглядывая тонкие, печатаные на специальной бумаге, страницы «Колокола».

— Боитесь?

— Нет, я не трушу, — он презрительно скривил рот и отвернулся.

— Тогда, позвольте узнать истинную причину? — неожиданный и резкий его отказ путал карты Кондратию Матвеевичу.

— За год нахождения в Петербурге я не сделал порядочных знакомств для подобного предприятия, — с желчным сарказмом процедил Нечаев.

— Но вы же состоите вольнослушателем университета?! — удивился подобному ответу Палицын.

— И что из того? Хоть и состою, но должных знакомств таки не сделал, — злобная отчаянность промелькнула в его взгляде.

— Послушайте, Нечаев, только не горячитесь, а раскиньте хорошенько мозгами, — он взял успокоительный тон. — Доставленные в Россию из-за границы, кстати, с превеликими трудами и риском, апрельские номера «Колокола», послужат вам безусловным пропуском в антиправительственные студенческие кружки, коими наводнен университет, да и другие учебные заведения столицы.

— После неудачного покушения 4 апреля они разгромлены все до одного, — нервная судорога пробежала по его губам.

— Все, да не все. На их месте создались новые, только мы о них с вами ни сном, ни духом. Намекните, что лично знакомы с издателями газеты своим товарищам, коим доверяете. — На последней фразе лицо Нечаева преобразилось, глаза не метали молний, а желчно скептическое выражение сменилось пытливым любопытством. — Ежели вы возьметесь распространять газету за меня, я немедля извещу о том господина Герцена.

— Помнится, я запоем проглатывал его «Колокол», те старые номера, которые вы изволили мне давать почитать. Да и кое-что из «Полярной звезды» было весьма занимательно, — неожиданно признался Нечаев и показал рукой на кипу беспорядочно валявшихся на столе газет и журналов. Поверх них громоздились раскрытые книги из разных областей знания на русском и французском языках, которые он читал одновременно, перебегая от одной к другой.

— Стало быть, месье Герцен оказался вам полезен и, смею предположить, не одному вам. А посему, известие, что вы с ним знакомы, а возможно, дружны и с другими, живущими в Европе социалистами, с Бакуниным, например, послужит вашему авторитету, и убежден, откроет двери тайных студенческих обществ. — Видя, что Нечаев с интересом внимает ему, Кондратий Матвеевич воодушевился. — А, собственно, отчего бы вам, Сергей Геннадьевич с вашими познаниями, умом и талантом, — беззастенчиво льстил Палицын, — не организовать революционное общество под своим началом? И не какое-нибудь пропагандистско-образовательное, где одни баричи и салонные остряки лясы точат да отвлеченными умствованиями про революцию друг перед дружкой щеголяют, а, по-настоящему, радикальное, чтоб всем страшно стало, — он замолк, чтобы перевести дух и, посмотрев на Нечаева, испугался.

Его взор горел, нет, он полыхал неистовым испепеляющим огнем жгучей и какой-то восторженной ненависти. Казалось, он хотел взорвать и отправить в тартарары весь остальной мир. «Эх, как тебя разобрало!» — поразился эффекту собственных слов Палицын.

— Однако ж без денег революции не сделаешь, — он кинул печальный взгляд на аскетическую обстановку в комнате, — а у Герцена и его влиятельных друзей они есть, и в избытке, — убедительно говорил, о чем сам наверняка не ведал, Кондратий Матвеевич, со значением задрав кверху палец. — К тому же Александр Иванович состоит в переписке с виднейшими революционными деятелями русской эмиграции и остальной Европы. Дружба с ним — это ваш счастливый билет в революцию и залог будущей успешной работы, — его красноречие било через край в желании склонить к сотрудничеству Нечаева.

— Вы действительно полагаете, что господин Герцен может оказать мне поддержку?

— Всенепременнейше, дорогой Сергей Геннадьевич! Если он будет в вас заинтересован — всенепременнейше. А коли увидит в вашем лице продолжателя своего дела, сделает наследником, ей богу! Вам надобно ехать к нему! Сейчас, конечно, это вопрос будущего, но будущего весьма близкого, — голос Палицына достиг эпического звучания, он безотчетно верил, во что говорил.

— Хорошо, оставьте газеты. Может, мой земляк и товарищ, что впустил вас, соблаговолит мне помочь.

— Не сочтите за неучтивость, однако возьмите. Сам терпел нужду, а когда выгнали из университета за неблагонадежность, я вам как-то рассказывал, так бывало — и днями голодал, — безбожно врал, протягивая сотенную кредитку, Палицын. — Жалованья, небось, на дрова и свечи хватает, уроками частными перебиваетесь?

— Это казенная квартира, а дрова с освещением положены мне, так что лишних денег я не издерживаю, — с гордым возмущением возразил Нечаев, опустив подробности про уроки.