Проповеди

Третье есть живое представление распятого за нас Господа с твердой решимостью следовать Ему как в Его святом житии, так и в Его одушевляющем учении, и непрестанно подвергать себя тому же. Тогда должно, оставив всякое внешнее делание, обратиться в тишину своего внутреннего, отвергнувшись самого себя и своей воли, в истинном смирении, ни в какой вещи не ища самого себя и, уподобившись мертвому, ничего не желать и не иметь иного стремления, кроме как к прославлению и к восхвалению своего Господа и Спасителя и своего Небесного Отца, любя всех и каждого, друзей и врагов, смиряясь перед всеми людьми. Это упражнение приводит человека к ОСТАНОВКЕ ДЕЙСТВИЯ всех внешних чувств; наступает святая суббота там, где прежде было столь много беспокойства и хлопот; так дух приходит к ПОДНЯТИЮ (СО ДНА) своих высших сил после их цветущей естественности к сверхъестественному состоянию \1\. Теперь дух освобождается от еще тяготеющего над ним естества и стремится проникнуть дальше через кольцо, символ вечного Божества, и так достигает полноты совершенства; ибо высшее богатство духа состоит собственно в том, что он, свободный и неотягощенный никакой немощью, может с божественной силой подняться в свой просветленный разум, и в нем и из него обрести постоянный источник небесного утешения; теперь он способен ко всякому познанию и различению, ко всякому мудрому исполнению; в нем все упорядочено, он, освобожденный Сыном, стоит в Сыне, хотя вовне он еще видит и замечает сотворенное в присущей ему природе. Это есть вознесение духа, который воспарил над временем и пространством и, посредством любовного проникновенного созерцания, вошел в Бога и до некоторой степени проник в Него. Туда, однако, проникает лишь тот, кто порвал узы природы посредством многообразного умирания, так что его действие совершенно чисто и истинно; тем не менее, он не имеет права забыть и никогда не забудет, но, напротив, всегда будет познавать и признавать, насколько еще чувственный человек жив в нем и над ним тяготеет, несмотря на то, что в своих собственных намерениях и упражнениях, которые подчас имеют вид даже святости, желает быть добр и справедлив. Ибо покуда не сломлены своенравие и своеволие, которые господствуют внутри и вовне, телесно и духовно, до тех пор человек пребывает грубым и чувственным, неспособным к высшему просветлению и крещению во Святом Духе, и справедливость и истину он любит лишь на свой чувственный, извращенный лад; если Бог для его испытания пошлет суровое или благоприятное, счастие или несчастие для него или даже для кого-либо из его ближних, то он все судит и устрояет по этой своей ненадежной, чувственной, ложной справедливости и воображает при этом, что постиг суть дела, тогда как на самом деле он, будучи в неведении о себе самом и своих немощах, совершенно слеп, и потому набрасывается на своего ближнего с резким осуждением. Если кто-либо осмелится противостоять или хотя бы прекословить ему, в нем тут же пробуждается гнев, нетерпение и всякого рода нечистота; мир между Богом и им нарушает любая мелочь, всякое легкое соприкосновение, приключающееся с ним; и хотя милосердный Бог снова дарит таким людям Свой драгоценный мир, если они возвращаются к Нему с покаянным сердцем, то все же они никогда не достигают подлинного основания всех добродетелей и полноты ощущения высшей истины, ибо, увы, они все еще прилежат себе самим и спешат за своей самостью. Смиренные и спокойные люди, напротив, подчинили себя по воле Божией Богу и всем тварям в подлинном самоотвержении.