Проповеди

Не устремляйся к тому, чтобы познать Бога как Он есть в Себе, ибо ты никогда этого не достигнешь, но лучше тебе охотно внимать тому, что Он, твой Бог, существует превыше всякого познания; знание о Боге не способствует твоему продвижению, оно, напротив, приводит тебя к неподвижности, смиренное же убеждение, что нам не дано Его постигнуть, и что мы можем говорить о Нём скорее отрицательно, нежели утвердительно, будет гораздо более душеполезным для тебя и много более способствующим твоему духовному преуспеянию. Ибо чем более божественный росток будет, прозябая , как бы произрастать из твоей собственной почвы, тем неизмеримее будет высота, на которую ты не в силах будешь даже поднять взора; тем глубже будешь ты смиряться и познавать свое ничтожество, уничтожая себя перед Ним и отженяясь от самого себя; но не только смиряться будешь ты перед Ним, ибо внутри тебя шевельнётся нечто более глубокое, слова и сущности смирения не будет уже достаточно, чтобы обозначить его, ибо в тебе будет присутствовать столь чистое, простое и существенное ощущение твоего ничтожества, что ты будешь понапрасну искать слово, которое могло бы собственным и надлежащим образом обозначить его; оно есть полное погружение в твоё Ничто перед лицом неизмеримой высоты и величия Бога, когда ты стоишь в некоей недосягаемой, бездонной пропасти тьмы, и чем более ты отмираешь, разлучаясь с самим собою, тем более ты погружаешься в Бога. Насколько невыразимо прекрасно это погружение в Бога, эта полная потеря себя в Нём, настолько же ужасающа и отвратительна бывает злоба и настолько же безгранична пропасть погибели всякий раз, как дух обращается на самого себя, и эта пагуба больше нежели пагуба надмения; отвращение Люцифера от Бога и его вероломное вхождение в себя — было не столько надмением, сколько гораздо более безбожным и страшным преступлением. Посему ужаснись, человек, ибо и ты можешь впасть в подобное страшное преступление, если не укрепишь все деяния твои в истинной духовной нищете, в самоотвержении и успокоении о Боге и в Боге.

Глава двадцать третья О том, как все наши внешние дела нам должно творить в Боге и в смиренной беспристрастности ко всем вещам, и всякий раз вновь возвращаться к Богу и в Нём пребывать