Холодная крупная капля упала Эдварду за шиворот, моментально вызвав озноб и заставив действовать. Эдвард вытащил из кармана запасной ключ и резко повернулся к Дине. И тотчас почувствовал её руки на своей шее, и сам не понял, как начал её целовать – горячо, сладко, правильно. А Дина не отталкивала – словно и не было его жестокого розыгрыша и её не менее жестоких слов. А если и были, то только для этого: для жарко-напряжённых объятий, для искренних и словно новых поцелуев, для робких и всё равно лукавых взглядов, от которых у Эдварда пропадало всё его красноречие.
– Я идиот, прости, – сам не зная зачем, признался он. Дина покачала головой.
– Не идиот, – возразила она и улыбнулась. – Просто дурачок. Самый непонятливый дурачок на свете.
Эдвард хмыкнул и крепче сжал руки.
– Значит, берёшь свои слова назад? – немного вызывающе поинтересовался он, потому что несмотря на разыгравшуюся только что нежную сцену всё равно до смерти боялся отрицательного ответа. – Что больше меня не любишь?
Дина виновато отвела взгляд и тем не менее сбравировала:
– Только после того, как ты мне расскажешь историю своих отношений с лошадьми, – поставила условие она.
Эдвард сделал убитое лицо.
– Дин, ну, пожалуйста, – умоляюще попросил он, но она была непреклонна. Эдвард выдохнул, отвернулся и, глядя то в пол, то в хмурое, грозное небо, заговорил: – Я тогда на девчонку одну запал… Ну, как запал? Модно было сходить по ней с ума, ну и мы всем потоком сходили… А у неё отец конный клуб держал, и она, соответственно, гарцевала, как особа королевских кровей. И мне в один чёрный день моей жизни пришла в голову «потрясающая» идея, как произвести на неё впечатление. Я записался в этот самый клуб и около полугода честно посещал все занятия и выполнял все тренерские указания. А потом пришло время ежегодных соревнований по конкуру, и я по чистой случайности попал в число запасных участников. Дальше – больше. Один из наших наездников травмировался на тренировке, и мне выпал шанс на деле доказать, чего я стою. Только я, как всегда, перестарался. Вместо того, чтобы просто выполнить все упражнения, сведя риск к минимуму, я решил выиграть время и сократить дистанцию перед очередным барьером. Но моя лошадь, не будь дурой, встала вместо прыжка на дыбы – кстати, именно этот исторический момент и запечатлён на снимке, который стоит у отца на столе: папа говорит, что он его вдохновляет. Меня же этот факт вдохновил только на то, чтобы вцепиться в лошадь руками и ногами, да так, что та ошалела и понесла. Она вырвалась с площадки для конкура, сиганула через какое-то ограждение и деранула по кругу в тот самый момент, когда на ипподроме был дан старт очередного заезда. Короче, заезд мы с ней, конечно, не выиграли – пришли третьими или четвёртыми – и отлавливали нас потом тоже весело… И даже кубок дали как единственным призёрам одновременно двух соревнований: а наш клуб в итоге и без моих очков занял второе место. Но я с тех пор на лошадей даже смотреть не могу. А твоего урока, чувствую, мне вообще хватит до конца жизни.
Эдвард закончил рассказ и осторожно посмотрел на Дину, ожидая, что та прячет улыбку, если вообще не похрюкивает от смеха куда-нибудь ему в плечо. Эдди очень не хотел, чтобы ей стали известны подробности столь некрасивой истории: всё-таки девушка должна гордиться и восхищаться своим парнем. Но Дина загнала его в угол – а Эдварду было жизненно необходимо услышать от неё признание в том, что её чувства к нему не исчезли. И теперь…
В Дининых глазах было напряжённое ожидание.
– А девушка? – с лёгкой запинкой спросила она. Эдвард удивлённо поднял брови.
– Какая девушка?
Дина нахмурилась.
– Та, ради которой ты пошёл в конный клуб. Что стало с вашими отношениями?
Эдвард выдохнул и рассмеялся.
– Наши отношения накрылись медным тазом, даже не начавшись. Встретив её после всего этого в школе, я вдруг принялся предъявлять ей претензии, словно это она была виновата в том, что со мной произошло. Не помню, чем закончилась та страстная сцена, но присутствовавшие при этом старшеклассники почему-то решили, что в тот момент я её отшивал. А так как девушка до тех пор считалась этакой Снежной королевой – холодной и неприступной, то за мной тут же закрепилось звание местного Дон Жуана со всеми вытекающими отсюда последствиями. Девушку, кстати, Гретой звали. Об остальном, я думаю, ты и сама догадаешься.
– Та самая Грета? – изумлённо уточнила Дина.
– Да-да, та самая Грета, – подтвердил Эдвард. – И, Динь, я очень тебя прошу, давай на этом закроем тему моего знакомства с миром лошадей. Мне очень не хочется, чтобы ты смеялась надо мной или жалела меня. Я люблю тебя и всё ещё надеюсь на взаимность. Несмотря на всё то светопреставление, что я учинил сегодня.
Дина крепче прижалась к нему, потом подняла голову и стряхнула с волос Эдварда мелкие капельки начинающегося дождя.
– Я люблю тебя! – немного звонче, чем обычно, проговорила она. Потом рассмеялась и потянула Эдварда за руку. – И пойдём уже отсюда, пока не промокли до нитки. В «Светофоре» нынче потрясающее фирменное блюдо…