…– А Кевин гениального официанта, оказывается, не пожалел, – заметил Вэл, когда от стоящего напротив высокого здания отделились две знакомые фигуры, держащиеся за руки. – Он не только в совершенстве выполнил все твои указания по разрушению идеального романтического свидания, но ещё и дождь для верности в нужный момент вызвать умудрился.
Габи покачала головой и как-то очень доверчиво прижалась щекой к его плечу.
– Думаю, дождь в нужный момент вызывает кто-то другой, – едва слышно произнесла она. И Вэл отлично понял, что она имела в виду.
Глава 4: Ева
Почему в тот момент не остановилось сердце, Габи не знала: по всем законам жизни оно должно было сделать именно это. Но то ли она никак не верила в то, что Вэл способен ее предать, то ли слишком хорошо понимала, для чего он вдруг понадобился Еве; в любом случае, увидев своего парня в объятиях местной королевы красоты, Габи не только не упала в обморок и не разразилась слезами, но даже и не устроила ревнивой сцены на радость стэндфордским зевакам. Габи знала, что этот спектакль предназначался для нее. Ева давно точила зуб – с тех самых пор, как Габи стала любимицей преподавателей, отняв эту привилегию у Евы, и обошла ее на ежегодной олимпиаде первокурсников по юриспруденции. Ева тогда поклялась отомстить, но Габи по наивности решила, что речь пойдет об учебе, и принялась заниматься с удвоенной энергией, в результате чего обошла Еву и при распределении летней практики, получив место в одной из ведущих контор Сан-Франциско. Ева же направила всю свою ненависть в совершенно иное русло, избрав целью своих притязаний Габиного Вэла и упорно пытаясь отбить его у противницы.
На какие ухищрения она только не шла, чтобы осуществить свой план, – ничего не помогало. Вэл смотрел на нее, словно на пустое место. К сожалению, Еву это только раззадорило, и она пустила в ход тяжелую артиллерию. Сегодняшний поцелуй был, очевидно, одним из последних способов досадить конкурентке, но она ничего не знала об отношениях Вэла и Габи. Не знала, какой ценой они им дались и сколько значили для каждого. И Габи, несмотря на невольный холод в груди, возникший при виде этой картины, ни на секунду не усомнилась в Вэле. Поглубже вздохнув, она уже собиралась было подойти к разлучнице и, жалостливо ей улыбнувшись, показать, как надо целоваться по-настоящему, но в этот момент куратор попросил ее пройти с ним в кабинет для уточнения некоторых деталей по экзаменам и практике. И Габи ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Когда она вернулась на место преступления, ни Евы, ни Вэла там, разумеется, уже не было. Теперь оставалось только ждать вечера, когда Вэл разберется со своими делами и пригласит Габриэллу на вечернюю прогулку. И уж там-то они обсудят сегодняшнюю выходку Евы, вместе над ней посмеются, Вэл отпустит на этот счет пару своих фирменных шуточек, и Габи избавится от подкатывающего к горлу отчаяния и ужаса.
Она еще никогда не ревновала: Вэл не давал ни малейшего повода. Но как же больно, просто нестерпимо больно видеть его в чужих объятиях. Осознавать, что другая женщина прикасается к нему, что она слышит его дыхание, чувствует его тепло, ощущает вкус его губ…
Все это принадлежало только Габриэлле! Как и его любовь, его нежность, его страсть – лишь она одна о них знала, она одна их вызывала и чувствовала их тоже она одна. Вэл был создан для нее, и с каждым днем Габи убеждалась в этом все сильнее. Ей никогда не надоедало его общество, наоборот, чем больше они были вместе, тем меньше хотелось расставаться. Габи и каникулы ждала отнюдь не с радостным предвкушением: ей на целый месяц предстояло остаться в Сан-Франциско, а Вэлу – вернуться в Викторию без нее. И, в лучшем случае, они смогут видеться только по выходным. А в худшем…
О худшем не хотелось даже думать. Месяц без Вэла представлялся чем-то нереальным: как можно прожить так долго без половинки своей души? И без любимых сильных рук, жарких губ, умопомрачительных ласк? Поселившись, как и мечталось, в общежитиях попарно: Вэл с Эдвардом – в мужском, а Габи с Диной – в женском, они потом почти каждую ночь нарушали правила, меняясь комнатами и познавая всю прелесть любви, – и теперь вдруг на целый месяц отказаться от всего этого?