После этого объяснения между судьей и подсудимым о Боге и дьаволе, Авель дал ответы по предложенным ему двум вопросам:
1. О падении императора Петра Третьего слышал он еще в детстве, по народной молве, во время бывшего возмущения от Пугачева, и сие падение разные люди толковали, кто как разумел; а когда таковые же толки происходили и от воинских людей, то он начал с того самого времени помышлять о сей дерзкой истории; какие же именно люди о сем толковали и с каким намерением, того в знании показать, с клятвою, отрицается.
2. О восстании государя цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую императрицу говорит, что он сие восстание разумеет под тремя терминами:
1) мысленное,
2) словесное и
3) на самом деле.
Мыслию — думать, словом — требовать, а делом — против воли усилием. Сих терминов заключение и пример взял он из Библии, которую, читая, делал по смыслу заключения и начал описывать. Тетради его как настоятелю, так и братии были противны, и они их жгли, а сочинителя настоятель за то сажал и на цепь.
Но его тревожил все тот же слышанный глас, и он решился идти в Петербург. Здесь начал он искать, кто бы ему сказал о нраве его высочества.
Под Невским монастырем попался ему старый солдат, коего он не знает, и этот солдат удовлетворил его желание. В писании своем советников и помощников не имел и бывшее ему явление признает действием нечистого духа, что и утверждает клятвою, готовя себя не токмо жесточайшему мучению, но и смертной казни.
Подписался: «Василий Васильев».
Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову, который дал ему три пощечины.
«Отец же Авель стояше перед ним весь в благости, и весь в божественных действах».
17 марта 1796 года состоялось решение:
«Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял из самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблимость и самое неустройство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ее Императорского Величества и высочайшего Ее Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь. Но Ее Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева, вместо заслуженного ему наказания, посадить в Шлиссельбургскую крепость, вследствие чего и отправить при ордере к тамошнему коменданту полковнику Колюбякину, за присмотром, с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтобы он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, написанные им бумаги, запечатав печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной экспедиции».
Любопытно, что доклад об Авеле, по которому объявлено вышеописанное высочайшее повеление, состоялся 17 марта, а сам он ранее, именно 8 марта, уже был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где и помещен в казарме № 22.
9 марта, в 5 часов утра, привезли Васильева в Шлиссельбург, и комендант дал ему самому распечатать конверт от генерал-прокурора, в котором написано было следующее увещание:
«Помещенное тобою в книге твоей касательно до императора Петра Третьего от кого ты взял сию нелепость?
Кто именно сказывал тебе оную?
Когда?
В каком месте? При ком или наедине и по какому случаю?
Ты должен объявить о всем чистосердечно.
Также ты должен сказать и о том, почему ты включил в книгу следующие слова: