После гибели нечестивого царя наступает основное эсхатологическое событие, предсказанное в еврейской части книги Даниила, – воскресение мертвых. Если автор арамейских глав видел в качестве окончания будущего эсхатологического кризиса явление царства «народа святых Всевышнего», то для автора еврейской части им, безусловно, является воскресение мертвых. Шествие «Сына человеческого» с облаками небесными понималось им уже не как метафора, а как реальная будущая судьба «маскилим», которые «будут сиять как светила на тверди» (Дан 12, 3). Множество комментаторов, пытавшихся истолковать содержащееся в книге Даниила пророчество о воскресении мертвых, завершали здесь историческое изложение, удаляясь в описание будущих эсхатологических событий. В нашем случае дело обстоит совершенно иначе – мы полагаем, что все описанные в 11–12 главах события должны были исполниться в 1904–1949 годах. В этом контексте совершенно очевидно, какое событие должно быть исполнением пророчества книги Даниила о воскресении мертвых – это возрождение Израиля, окончательно свершившееся в 1947–1949 годах.
Общепризнанно, что картина всеобщего воскресения мертвых впервые появляется в Библии как метафора национального возрождения еврейского народа и довольно долго сохраняет подобное значение. По всей видимости, самый ранний подобный пример мы находим в книге жившего в северном царстве пророка Осии, обычно датируемой серединой VIII века до н.э. Пророк описывает в ней наступивший в это время период междоусобиц, распространения иноземных языческих культов, голода и ассирийской экспансии, угрожающей самому существованию израильского царства. Предсказывая будущее обращение народа к Богу, он пишет: «В скорби своей они с раннего утра будут искать Меня и говорить: “пойдем и возвратимся к Господу! Ибо Он уязвил – и Он исцелит нас, поразил – и перевяжет наши раны; оживит нас через два дня, в третий день восстановит нас, и мы будем жить пред лицом Его”» (Ос 6, 1–2). Язык этого пассажа не вполне однозначен: он говорит не только о воскресении, но и о выздоровлении от тяжелой болезни – метафора, хорошо описывающая состояние израильского царства. В данном случае нельзя не отметить характерное для традиции северного царства сближение понятий выздоровления и воскресения, очевидное еще в рассказах о чудесах, сотворенных пророками Илией и Элишей. Тем не менее очевидно, что понятие воскресения здесь получает чисто метафорический характер, выступая как метафора народного и государственного восстановления.
Подобные метафоры смерти/воскресения применительно к политической жизни нации не являются специфической чертой библейской литературы – они были характерны и для других народов Древнего Востока. Подробный анализ их употребления был проведен Й. Вингаардсом[821]
. В ряде хеттских и сирийских памятников низложение царя буквально именуется его убийством, а возвращение к власти – воскресением. В некоторых текстах в качестве субъекта такого воскресения называется сюзерен, возвращающий к власти своего вассала. Так, в своем письме к хеттскому царю царь Амурру Бентесина пишет, что «меня, мертвого (…) в страну Амурру на трон моего отца ты возвратил… Воскресил меня к жизни»[822]. Подобная метафора могла применяться и к стране в целом: так, хеттский царь пишет, что «я, господин, царь Хатти, мертвую страну Митан-ни, воскресил для жизни, восстановил ее в прежнее положение»[823]. Таким образом, возвращение царя на трон, осуществляемое сюзереном, может быть описано как воскресение царя и воскресение страны. Подобная языковая и литературная парадигма продолжала сохраняться на Ближнем Востоке в течение длительного времени. Так, мы находим ее в знаменитом «Манифесте Кира», пропагандистском тексте, созданном после взятия Вавилона персами[824]. В нем говорится о том, что в правление Набонида жители Шумера и Аккада «стали трупами» (11), и только после завоевания Вавилона персами, произошедшего в результате призвания Кира Мардуком, жители города приветствовали Кира «как владыку мира, с помощью которого они вернулись от смерти к жизни» (19).По мнению Вингаардса тема воскресения в книге пророка Осии возникает именно по аналогии с хеттскими и сирийскими текстами, связывающими тему смерти и воскресения с идеей царского правления. Израильтяне, разорвав договор с Господом и отказавшись от признания Его верховного суверенитета, умерли; восстановление договора и новое воцарение Бога означает воскресение страны и народа. Как видно, подобное метафорическое употребление, какое бы происхождение оно ни имело, было вполне характерно для древневосточных текстов. Если обратиться к «Манифесту Кира», то можно предположить, что тема народных бедствий, грехов и богооставленности всегда тесно связывалась с символизмом смерти, а прекращение этих бедствий могло образно рисоваться как воскресение.
Следующий пассаж, изображающий воскресение мертвых, появляется в книге Иезекииля: