Пророчество Асклетариона

Первой эти слова прочтет участница заговора против Домициана его мудрая Домиция. Но это еще грядет в нашей истории…

А пока на арене, огороженной железными прутьями, под хохот бесновавшейся толпы и крики карликов: «Да здравствует цезарь! Идущие на смерть, приветствуют тебя!» с огромным львом бились три гладиатора-карлика. Они смешно бегали вокруг рассвирепевшего животного, царя зверей, размахивая коротенькими мечами. Льва подзадоривали и воины с длинными пиками, которыми они из-за ограды кололи хищника в самые чувствительные места.

Бегать потешным гладиаторам пришлось недолго. Одному бедному карлику с большим носом зверь взмахом лапы снял скальп, оголив кроваво-желтый череп несчастного. Второго бойца лев прихлопнул, как муху, превратив бедолагу в кровавый кусок мяса. А третьего, самого ярого и потому смешного в своем героизме маленького гладиатора, царь зверей стал пожирать на глазах обезумевшей публики. Карлик бился в предсмертных судорогах, но лев все сильнее сжимал челюсти. И наконец, бедный герой, выронив меч, испустил дух.

– Я хочу, чтобы меня поскорее унесли домой!.. – взмолилась Домиция.

– Перестань, дорогая… – Он от души хохотал, вытирая слезы. – Разве это не комично? По-моему, это гораздо забавнее, чем бредни твоего любимчика Плиния!..

Закончив кровавую трапезу, лев очумел от человечины. Он ожесточено прыгал на ограждение, вызывая восхищенные вопли толпы. Люди чувствовали себя защищенными, сидя на каменных скамьях амфитеатра. Их восхищению окровавленной мордой зверя не было предела, пока мощный зверь не повалил на землю одну из секций железной ограды. Многотысячный театр замер от ужаса. Теперь смерть грозила каждому. Но тут же первый паралич ужаса сменил убийственный хаос паники. Все бросились к проходам, давя и топча ближнего своего.

– Носилки! – истошно закричал Домициан. – Всю империю за носилки!.. Быстрее, ублюдки! Проворнее!.. Да не уроните своего цезаря. Вас много, а я у вас – один!

О Домиции он в страхе забыл. А ведь все надписи на императорских щитах, изготовленные по его приказу, гласили об исключительной храбрости Домициана. Своя рубашка цезарю, как и всем смертным, тоже оказалась ближе к телу.

5

Люба взялась за облезлую никелированную ручку, налегла на железо всем своим хрупким телом, потом энергично задергала туда-сюда, туда-сюда… Всё было бесполезно: служебное купе не открылось.

– Опять замок заел, – виновато обернулась она к Максиму. – Эти вагоны своё давно отходили… Поезда стареют, как и люди.

– Разрешите, – вежливо отстранил проводницу художник. – С замками, как и с миленькими проводницами, нужно обращаться ласково… Зачем их трясти в приступе гнева?

Он поколдовал над вредной ручкой с минуту, ласково поглаживая железо – и дверь купе отворилась.

– Спасибо, кудесник, – улыбнулась Любаша. – Проходите.

– На разборку? – беспечно спросил Максим и, мельком взглянув на бейджик, приколотый к блузке проводницы, добавил: – Любовь Ивановна, помилосердствуйте…

– Будем разбираться, господин заяц.

За вагонным стеклом проплывала ночная осень, желтыми глазами светились далекие огоньки человеческого жилья. Железные колеса отстукивали по рельсам монотонно и тоскливо: «До-ми-ци-ан… До-ми-ци-ан».

– Садитесь рядом. В тесноте, но не в обиде.

Она открыла папку с билетами, потом закрыла, не зная, как нужно разбираться с зайцами по неволи.

– Фио, домашний адрес, телефон и, простите, кем работаете… – сдерживая улыбку, спросила Любаша, подсовывая ему под руку листок из школьной тетрадки.

– Фио? – переспросил Максим, поправляя тубу с эскизами на коленях.

– Фамилию, имя и отчество. Место жительства и место работы…

– А год, месяц и число моего рождения?

– Если хотите, то напишите.

– Начну с телефона, – почесал шариковой ручкой переносицу Нелидов.

– Лучше с места работы, – она с любопытством посмотрела на тубу для чертежей, которую Максим крепко прижимал к груди.

– Не беспокойтесь, я не шукшинский «инженер путей сообщений»…

Любаша понимающе кивнула.

– Это вы намекаете насчет двери?

– И дверь, и обвинение активистки избиркома, что клички есть только у уголовников… Меня еще в институте Звездочетом прозвали. За любовь к ночному небу и звездам. Хотя звезды я даже не пробовал считать – на первой же тысячи собьешься…

– А Звездочет – разве это не кличка?

– Это зову души художника.

– А вы – художник? И по совместительству – звездочет…

– Сначала – художник. Звездочет – это, так сказать, вторая профессия. Я гороскопы составлять умею – дайте только точную дату вашего рождения, желательно с часом этого знаменательного события. Могу и судьбу предсказывать. Когда настроение есть. Но – исключительно хорошим людям.

– А плохим? – подняла глаза на Звездочета проводница.

– Плохих не хочу расстраивать.

– Так что, у плохих людей, по-вашему, всегда дурной конец? В реальной жизни это не так… – Она задумалась. – Даже вовсе не так.

– А у меня всегда – «так»… Потому я и Звездочет.