Пророчество Асклетариона

Нелидов обернулся на женский голос. В проеме дверей, закрывая серый свет осенней улицы, стояла незнакомка. Контровой свет мешал разглядеть гостью со всеми подробностями. Максим выпил, не спуская глаз с фигуры, загородившей проход в полуживой дом, закурил и, пустив дым, кивнул:

– Проходите, пожалуйста. Мы гостям всегда рады.

– Это ты у меня в гостях, – с хрипотцой сказала женщина, прошла на середину комнаты и уставилась на Максима. – Это дом моей бабушки. Прораб со стройки позвонил в мотель, сказал: «Вывози шмотки иль что нужное осталось – сносить будем». Вот я и пришла. А тут – ты…

– Я, – кивнул Максим, с интересом разглядывая молодую женщину. – Замков нет, даже дверей нет – чего, думаю, не зайти…

– Уже сперли, кто попроворней, – вздохнула женщина. – В нашем населенном пункте каждый третий безработный. Пенсионеры дверь за бутылку возьмут. А им больше и не надо…

– Жить стало лучше, жить стало веселей…

– Веселей некуда.

– Так наливать, красавица?

– Я за базар отвечаю.

– Так ты и по феньке ботаешь?

– Чалилась…

– За что же?

– Хозяину ларька по харе смазала…

– Приставал?

– Не то слово…

Максим налил полный стакан, протянул его незнакомке.

– За знакомство! – сказала она, не спросив, как зовут виночерпия.

– Я – Максим, а вас, как звать-величать, сударыня?

Женщина молча выпила, не спуская глаз с Максима.

– Тебе-то зачем, парень?…

Максим протянул французскую булку, отломил кусок колбасы.

– Прошу вас, сударыня…

Она откусила от булки, сказала с полным ртом:

– Да ладно прикалываться-то!.. Валерка я. Чумакова. Погоняло – Чума.

Максим, рассматривая спитое, но еще не лишенное женской привлекательности лицо, сказал задумчиво:

– Чума… Какая же ты Чума? Ты жрица храма Исиды весталка Валерия…

– Чё-чё? – перестала жевать женщина. – Чё еще за версталка? Ты давай фильтруй базар, дядя… Не то ботало прикусишь.

Максим плеснул ей еще в стаканчик. Валерка не отказалась, махнула налитое залпом, утерлась рукавом нейлоновой куртки.

– Это я так, из своего сна вспомнил… – загадочно улыбнулся Максим. – Сны мне по субботам интересные снятся. Прямо сериалы, а не сны…

Она скосила глаз на закуску.

– Ты ешь, ешь, не стесняйся…

– А ты? – спросила Валерия.

– Я уже… К тому же горло болит, аппетита нет.

Рваное Ухо поскреб когтями пол, обращая на себя внимание: забыл про него хозяин с приходом этой тетки, от которой кисловато пахло старым перегаром и дешевой красной, как кровь, помадой.

– Пшли вон, псы вонючие! – привстала Валерка с дивана. – Житья от вас нету! Хатки под элитное жилье сносят, конур собачьих больше нет – вот и лазят, бомжи проклятые по всему городу…

Рваное Ухо, отбежав на безопасное расстояние, жалостливо взглянул на хозяина: заступись, мол. Я ж тебе помогал у «стекляшки», все ботинки тому сумасшедшему старичку вылизал до блеска. Вспомни верную собачью службу…

Максим потянулся к пакету, достал холодный беляш и бросил его собаке.

Бим, схватив свое счастье старыми, но еще хваткими крепкими зубами, опрометью бросился к стоящему у дома бульдозеру.

– Бабкин пес, – сказала Валерия. – Потому и ведет себя, как хозяин.

– Зовут-то как?

– А никак. Собака и есть собака. Зачем ей имя?

– Мы в ответе за тех, кого приручаем.

– А за нас – кто в ответе? Наливай, паря!

Максим налил, Валерия выпила. Закусывать опять не стала.

– Бомж? – спросила она. – Или откинулся?

– Как – «откинулся»?

– Ну, освободился… Я когда из тюрьмы пришла, месяц гужевала с подзаборниками и случайными хачиками… Чуть снова на нары не залетела.

– Не, – покачал головой Максим, снимая шляпу. – Видишь, волос длинный, ум короткий. Не «откидывался» я. Так, отстал от своего поезда. Зашел погреться, а тут сквозняки, холоднее, чем на улице.

– Ты выпей.

– А ты налей, Валерия.

– Меня так еще никто не называл, – наливая из бутылки сказала она. – Лерка или Чума. А тут – торжественно. Чудно, непривычно…

– Имя о человеке многое может сказать.

– А ты, блин, часом не гадалка? Уж больно вид у тебя загадочный…

– Звездочет я.

– Звезды считаешь? – хрипло засмеялась женщина. – Блатная, бля, работа: сиди себе ровно на жопе и звезды считай.

– Я звездочет-астролог… Прорицатель.

Щеки Максима пылали, как алые маки в мае, ноги и поясница налились горячим свинцом.

– Ты выпей, пассажир, выпей… Простыл, видать, так пропотеть надобно.

Она выплеснула остатки водки в стакан.

– Всё-ё… – разочарованно протянула Чума.

– Там, в пакете, еще бутылка есть, – сказал Нелидову, с отвращением глядя на водку. – Много налила…

– Не пьешь, а лечишься… Давай, мальчик, выпей и пропотей!

Она потрогала его лоб холодной влажной рукой. Почти как мама в далеком уже от него детстве.

– Горишь весь, Максимка… Сорок, не меньше. И к фельдшеру не ходи! Пей, тебе говорю, до дна лекарство от гриппера!

Нелидов через силу выпил, пожевал колбасы, не чувствуя вкуса.

– Так ты, Звездочет, от какого поезда-то отстал?

– От Старооскольского…

– Этот раз в сутки ходит. Теперь рано утром будет только завтра. Болей спокойно.

– Болею…

Она налила себе сама, чокнулась с носом Нелидова:

– Будь здоров, Звездочет!

– И вам не балеть…

На этот раз Валерка закурила, стала на глазах хмелеть.

– Тебе хорошо? – спросил он.