Пророчество любви

Меррик остался за столом, хотя, по правде говоря, не над чем было тут и голову ломать.

Сам он думал об Алане гораздо лучше, чем окружающие. Но справедливо ли судил о ней? За одним вопросом следовал другой. Будь она урожденной леди, посмел бы он обращаться с нею так, как обращался? Меррик не знал. Да поможет ему Бог, но он не знал. Женевьева, наверное, права, он не лучше тех, кто так сурово судит об Алане.

Но отослать ее от себя он в любом случае не мог. Меррик просто не мог представить себе свою жизнь без Аланы. Да, нередко она вызывала его гнев, но и приносила невыразимое счастье, какого он никогда не знал прежде… и никогда уже не узнает.

Ему нужно ее доверие, понял он. Любовь. Сердце… А его сердцем она уже давно завладела.

И не к чему больше спрашивать себя, что же делать!

На следующее утро Алана проснулась поздно. Она услышала, как открылись ставни, и яркий солнечный свет залил комнату, омыв все вокруг золотистым сиянием.

Алана увидела Женевьеву. Заметив, что Алана проснулась, она хлопнула в ладоши.

— Вставай! — строго приказала она. — Давай поторопись, ванна для тебя уже готова.

Алана удивленно оперлась на локоть. Не в привычках Женевьевы было будить ее по утрам, и уж тем более заботиться о купании.

Женевьева наливала в воду щедрой рукой масло из маленького кувшинчика. Сладкий запах розы шел от дымящейся воды.

— Ну вот, готово! — произнесла Женевьева. — Пахнет божественно, правда? Я обожаю этот аромат, а ты? Запах роз — мой любимый!

Алана нахмурилась. Она следила глазами за сестрой Меррика, которая порхала по комнате. Неужто случилось что-то особенное? Или просто у норманнки веселое настроение и нечему тут придавать большое значение?

Женевьева продолжала щебетать: — День восхитительный, правда? Поистине, он станет для тебя просто незабываемым! Да, прекрасный день для… — она вдруг осеклась, потом улыбнулась… ах, ну очень загадочной улыбкой, как решила Алана.

— Прекрасный день — для чего, Женевьева? — осторожно спросила она, испытывая одновременно и неловкость, и удивление.

Сегодня Женевьева была совсем другой, чем накануне вечером!

— О, Для чего угодно! — смех Женевьевы звенел легко и радостно. — Для охоты. Для танцев и веселья. Для праздника, в котором примут участие все, — она схватила Алану за руки и заставила подняться. — Поторопись же! Вода остынет!

Алана позволила Женевьеве помочь ей раздеться и опустилась в большую деревянную лохань. Она все гадала, почему же Женевьева считает этот день не таким, как все остальные дни, и пыталась расспрашивать, но та только смеялась и смеялась. Видно было, что она довольна собой и всем миром.

Наконец саксонка поднялась из воды и завернулась в кусок полотна. Женевьева протянула ей платье пурпурного цвета.

— Как ты его находишь, Алана?

Не успела Алана ответить, как Женевьева одобрительно кивнула.

Алана бросила на нее острый взгляд, потому что опять Женевьева не договорила, и снова на ее губах заиграла эта необъяснимая улыбка! Глаза весело заблестели у норманнки.

— Женевьева, — медленно проговорила Алана, — вы должны сказать мне, в чем дело! Почему вы сегодня ведете себя так странно?

— Странно? Алана, радость просто переполняет меня! Теперь давай же одеваться, — потребовала дама.

Алана вздохнула. Она уже давно поняла, что бесполезно спорить с Женевьевой, когда она настроена столь решительно. Алана доверилась заботливым рукам женщины. Женевьева расчесала ее волосы так, что они серебристым водопадом заструились по спине, но она не стала заплетать косу, оставив волосы свободно ниспадать по плечам до бедер. Алана ничего не сказала, но запротестовала, когда Женевьева обвила ее талию искусно украшенным серебряным поясом.

— Женевьева! Что вы придумали?.. Я не могу надеть пояс!

— А я не желаю слушать возражений, Алана! — Женевьева прижала палец к губам Аланы, заглушая возражения. — Надень его сегодня. Надень… и увидишь, что надеть стоило.

Больше Женевьева ничего не сказала. Восторженно покачивая головой, она надела на голову Алане тончайшую головную повязку. Алана совершенно не понимала, почему Женевьева так заботится о ее одежде и почему настаивает, чтобы она надела пояс.

Наконец дама обошла саксонку кругом и, остановившись, восторженно всплеснула руками.

— О, Алана, ты просто волшебное видение! Алана в свою очередь покачала головой.

— Женевьева… — начала она, глядя на нор-маннку умоляющими глазами. Женевьева взяла ее под руку.

— Пойдем, — решительно заявила дама, — иначе все подумают, что ты собираешься нежиться в постели до полудня.

Алана вздохнула. Она ничего не понимала. И в самом деле, почему же этот день так разительно должен отличаться от всех прочих дней?