«Смерти мне, значит, желаешь, ну ну, у тебя будет возможность понять, каково это, когда твоей наставницы нет рядом!» — подумала Асока с мстительной обидой и взяв из своей комнаты всё нужное на миссии, направилась к взлётной площадке, где её уже ждали. Как всегда она пришла последней, но ничего по этому поводу сказано не было и Асока молча прошла на корабль, стараясь думать только о миссии, о том, как она будет вычислять таинственного предателя. А Энакин...Что ж, пускай побудет в одиночестве и хорошо подумает о том, что иногда следует опасаться своих желаний, ведь некоторые из них способны исполняться, причём, не в самый нужный момент, скорее напротив, когда ты уже и думать забыл о них, привыкнув жить с мыслью, что желаемое никогда не наступит. Хотя, в данную конкретную минуту он вообще не хотел ни о чем думать, юноша просто выполнял свой план, тоже совершая своеобразную месть за безотчётные чувства и низкую оценку своим стараниям. И надо сказать, весьма преуспел в этом деле, вступив в это невольное соревнование со своей наставницей и пока занимал в нем позицию лидера, о чем лишний раз сказал щеголеватый болид ярко-жёлтого цвета, одним из первых стартовавший с импровизированной трибуны возле дома культуры. Одобрительный свист судьи и восторженные крики комментатора неслись в спины участников первого в этом году заезда, стимулируя их набрать скорость и порвать друг друга на лоскуты. Получалось пока не очень, хотя, смотря о ком говорить.
====== Глава 61. Гонка Низов ======
Энакин не стал ждать, что ответит ему Асока, не потому, что боялся ответа, а потому, что заранее знал его, причём, во всех возможных вариантах. «Энакин, ты очень хороший и я, как никто, ценю твою дружбу и привязанность ко мне, но...» И вот тут начнётся: «...Над нами тяготеет Кодекс и мы не имеем права нарушать его». И полбеды ещё, если она скажет только это, ведь тогда он сможет хоть как-то принять её выбор и даже смириться с ним, ибо он очень похож на правду, даже не являясь таковой. Однако, Асока может сказать и нечто иное, ещё более сильно ударяющее по сердцу, например: «...Я не испытываю ничего в ответ, я чувствуя тебя только как друга, и большего я никак не смогу тебе дать, не сейчас, не позже, постарайся смириться с этим и ничего не ждать». Но и это, однако, не самое страшное, что может прозвучать в ответ на его, пускай такое наивное и почти детское, но столь же искреннее и чистосердечное признание, есть ещё и такой вариант, самый крайний, приберегаемый судьбой на совсем уж тяжёлое наказание:
«Энакин, я давно уже люблю другого человека, который во много раз превосходит тебя. Он старше, могущественней и влиятельнее тебя, и если уж мне не избежать удела замужней, то лучше я свяжу свою жизнь с ним, ведь тогда меня ждут такие возможности». И прокрутив в голове последний вариант, Скайуокер испытал приступ острой, жестокой злости, сменившей горькую обиду, так как вдруг, как никогда отчётливо увидел возможность и даже близость именно последнего варианта ответа Асоки в его реальной возможности существовать. Как увидел он и этого самого «другого человека», носившего звание, уж точно более высокое, чем казавшийся в сравнении с ним жалкий и уничижительно низкий титул падавана. Злость переходила в бессильную ярость, звавшую действовать, любым путём доказать, что Асока неправа, что она ошибается, считая его лишь ребёнком, мальчишкой, только, что и способным, что подражать старшим и смотреть в рот Магистрам. А он не такой! Он лучше, он выше, он сильнее! Он куда больше достоин любви Асоки, чем этот её...канцлер! Когда Энакин мысленно произнёс это слово, перед его глазами предстало широкое улыбающееся лицо Палпатина, его большие холодные голубые глаза, белые зубы, седые, чуть вившееся волосы. И злость Энакина стала просто неконтролируемой. Никогда ещё это лицо, такое всегда приветливое и располагающее к себе, не казалось ему таким противным и почти ненавистным. Его улыбка превратилась в злорадный оскал и почти наяву Энакин услашал:
— Она будет моя! И ты ничего не сможешь сделать! Она и весь Орден, мы будем править Галактикой, как муж и жена!
— Нееет!!! — выкрикнул Скайуокер, открывая глаза, до того отчётливым оказалось видение. Посмотрев вокруг, юноша понял, что стоит посреди своей комнаты, не поняв даже, как пришёл сюда. Ярость никуда не ушла и вскоре вновь подступила к нему, но теперь уже имея совершенно другое лицо, то самое, которое он вот уже столько лет мечтал покрыть самыми нежными поцелуями, лицо той, которую он хотел прижать к себе и никогда больше не отпускать.
— Хахаха, ничтожный глупый мальчишка — послышался ему раскатистый хохот, совсем не похожий на смех Асоки, звучащий, как нежный перезвон серебристых колоколов — Ничтожный мальчишка! Тебе никогда не быть со мной рядом! Ты мелкий, никчемный червяк, не способный на серьёзные поступки! Смотри, какая я счастливая и завидуй тому, на чьё место ты так долго метил!