Асока смотрела ему прямо в упор и не мигая чеканила каждое слово и вдруг с ней рядом появился канцлер, и, как свою собственность, обнял её за плечо. А, что же она? Его милая и единственная Асока? Она откинулась назад и с совершенно довольной улыбкой потерлась щекой о плечо Палпатина и поцеловала его в шею, при этом весьма не недвусмысленно подмигнула Энакину, смеясь над его бессильной болью. Его юношеская, наивная любовь казалась жестокой насмешкой в сравнении с этим смелым и зрелым чувством, которое, помимо себя самого, могло дать Асоке и много чего другого. Богатство. Власть. Положение в обществе. Свободу от Кодекса. Ведь она Избранный, ей вполне могут позволить такой каприз, ввиде личных отношений. Ей, да, возможно позволят, но ему — никогда. Он-то не обладает приведениями по праву чуть большего, чем надо, количества медихлорианов в крови. Чуть большего, раза, где-то, в четыре. Злость получила новый объект, на этот раз её породила зависть, острая боль от непреодолимости стоявшего на пути препятствия. Такая сильная, что поддавшись ей, Энакин схватил небольшой блокнот, всегда лежавший на его тумбочке и бывшей там же ручкой решительно написал всё, что думал в этот момент. Так часто делают, когда нужно излить эмоции, но выпустить их нельзя. Такому приему его научила сама Асока, и теперь он использовал его, и перечитав написанное, ужаснулся тому, что написал и испугавшись, скомкал листок, забросив его куда-то за кровать, не заметив, что бумажный комок шлепнулся за подушку, под уголок покрывала, отчего стал невидим. Ярость пошла на спад, её заменила мрачная решимость, твёрдая, как скала.
— Она считает меня несерьёзным, что ж, я докажу ей, что это не так! Вот прямо сейчас! — произнёс Скайуокер со взрослой суровостью и не став даже переодеваться, вышел из комнаты, чтобы взять из ангара спидер и отправиться на Низы. Гонки должны были начаться буквально через полчаса. Следовало поспешить, пока не разобрали самые лучшие кары, ведь если не было своего, руководство предоставляло имевшиеся в наличии. Энакин успел как раз к этому самому разбору и едва успел вписать своё имя и номер выданного кара в голографический список участников, который вёл сам устроитель этого действа — толстый забрак в комбинезоне из цветного атласа, смотревшегося на нем так, словно он стащил одежду у клоуна. Всего участников набралось так много, что заездов решили сделать тридцать, в каждом по десять гонщиков. Следом началась жеребьёвка, вернее, перетасовка имён в датападе, при помощи специальной программы и дальнейшая произвольная сортировка участников на заезды. Энакину достался седьмой, это заставило его довольно улыбнуться, эта цифра у многих народов считалась счастливой. А пока он просто сидел на высокой трибуне, вместе с другими товарищами и смотрел, как стартует первая десятка гонщиков. Сам Энакин никогда раньше не участвовал в гонках, но не раз слышал от Асоки, как они проходят, а уж рассказ о её победе у него и вовсе был нечто вроде любимой детской сказки, которую часто просят рассказать на ночь. И поэтому хорошо представлял, что ему предстоит в скором времени, самым главным было не слететь с трассы и не врезаться в препятствия и оппонентов. И соблюдать баланс скорости. Вроде бы, ничего трудного, но только не для того, кто впервые ввязался в это и в ком не клокотали эмоции и желание доказать самому себе, что он не слабак. Тем временем на трибунах царило оживление, очередной старт встретили с громкими криками и хлопкам, полетели вслед громкие крики болельщиков. Стартовали все разом и постепенно кто-то вырывался вперёд, а кто-то, наоборот, отставал и запаздывал, теряясь в выхлопах форвардов. И вот наступил седьмой заезд. Энакину достался желтый болид, достаточно крепкий и быстрый, если правильно распорядиться его возможностями.