Пророчество не лжёт (СИ)

— Сынок! — не менее радостно ответила Селина и крепко сжала в объятиях своего взрослого, но от этого не менее любимого ребёнка. У Тано дрогнуло сердце, напомнив о том, что в её жизни ничего такого уже не будет, ведь её отец умер. Но вот Селина, выпустив Энакина, подошла и к ней, так же обняв и поцеловав с совершенно родственной нежностью, тогрута едва удержала слезы, видя такое внимание от почти незнакомой женщины. Впрочем, вскоре она поняла, что в этом доме царят совсем иные нравы, чем те, что она привыкла видеть. В отличие от чопорной и сухой обстановки Храма, здесь было всё очень просто и человечно, где люди всегда говорили, что думали и принимали жизнь такой, как она есть. Под стать этому оказался и стол на чистой и аккуратной кухне, стены которой украшала белая плитка, на некоторых квадратах которой были нарисованы овощи и фрукты. Сам стол застелен бежевой скатертью, расписанном орнаментом из переплетённых цветов, а поверх неё стояло большое блюдо с овощным рагу, тарелка с неизвестными Асоке овальными жёлтыми фруктами и рядом ещё одна, с запеченным мясом, порезанным кругами. Энакин и Асока сели рядом, и прежде, чем наполнить свою тарелку, Скайуокер позаботился о том, чтобы тарелка тогруты не пустовала. Асока сперва стеснялась, ведь она не совсем знала как правильно есть по этикету, прогуливая этот предмет по всевозможным причинам. Но Энакин ободряюще посмотрел на неё, давая понять, что тут никто не будет косо смотреть на её манеры и она смогла наконец начать обедать. Селина сказала, что сразу после обеда пойдёт встречать мужа, который работал на местной ферме инженером и часто приходит на обед домой. Энакин ещё не был знаком с отчимом, но уже заведомо любил его, так как его любила Селина, а мать не могла сделать неверный выбор, по мнению младшего Скайуокера. Асока занесла вилку над куском оранжевого овоща и вдруг дернулась, почуяв, что на её колени плюхнулось нечто тяжёлое и горячее, начавшее при этом яростно топтаться по её брюкам и издавать громкое урчание, похожее на звук взлетающего корабля. Асока наклонилась и увидела огромного серебристо-серого кота с пушистой мягкой шерстью и огромными зелёными глазами. Тано улыбнулась и погладила зверя по загривку. Тот любвеобильно потерся об её руку и замурчал ещё громче.

— Надо же, какой красивый — сказала Асока, продолжив почёсывать котищу.

— Верно, это Арти, наш общий любимец, наглый до ужаса — рассмеялась Селина и хотела уже шугануть кота, но девушка её остановила. Она очень любила животных, а те её. Асока не удержалась и скормила ему кусочек мяса прямо с ладони, тот быстро слизнул его розовым языком и встал передними лапами ей на плечи. Энакин смотрел на них и не мог не умиляться, хотя это было ему несвойственно, от всей этой сцены веяло какой-то семейностью и уютом, что казалось, что это далеко не первый их обед в таком составе, что это происходит у них всегда. Видно, что и Асока испытывала похожие чувства, об этом говорил безмятежный взгляд и совершенно расслабленное выражение лица, которого он уже давно у неё не видел. Энакин осмелился представить себе и то, что возможно будет дальше, например, куда они потом пойдут и что будут делать. Селина вышла из кухни первой, сказав, что ей пора встречать мужа, оставив Энакина и Асоку одних, тот, не говоря ни слова, притянул к себе с тарелки Силой тот самый овальный плод и порезав его на две части, снял кожу с одной из них и таким же способом отправил на тарелку Асоки.

— Я помню, ты не любишь кожуру — сказал он, разрывая возникшую тишину.

— Спасибо, ты один помнишь об этом — ответила ему тогрута, поднося к губам фрукт — Это довольно вкусно. Эти плоды растут здесь?

— Верно, потом покажу, где мы их берём, это рядом с озером — начал рассказывать Энакин — Представляешь, деревья выросли там сами по себе, ещё до того, как я родился, и вот уже много десятилетий они исправно приносят плоды. И ты знаешь, существует поверье, что если двое влюблённых одновременно съедят две половинки одного плода, то их любовь будет с ними всю оставшуюся жизнь.

Асока, до этого слушавшая с интересом, при этой фразе как будто обо что-то споткнулась и отвела взгляд, но Энакин успел заметить, что глаза стали растерянными, а губы вздрогнули, словно в болезненной судороге. Даже лицо немного побледнело, а словно не зная, как ещё показать всю степень бури, поднявшейся в душе его владелицы, бури, которую она должна была поневоле прекратить, являясь здесь старшей и более дальновидной. Она отпила из стакана компот и помолчав несколько секунд, собираясь с мыслями, наконец заговорила, но уже совершенно неузнаваемо, сухо и отстранённо:

— Энакин, мы уже не раз об этом говорили и тебе прекрасно известно, что ждало бы нас, окажись это чувство реальным. Нельзя забывать о том, кто мы такие и как обязаны жить.