Пророчица

Понятно, что важнейшей причиной, склонившей меня к выбору Антона, было отсутствие других вариантов. И действительно, кого бы я мог взять в компаньоны? Или выбирать из трех моих соседей, или довериться кому-то из своих знакомых по редакции или КБ, в котором я до того работал. Второй вариант я отверг без дополнительной детализации: пришлось бы посвятить в детали нашей внутриквартирной жизни постороннего человека и изложить ему всё в мельчайших подробностях, что вряд ли может быть похвально с этической стороны. Кроме того, у такого собеседника не могло быть собственного мнения о действующих лицах и я, в лучшем случае, приобрел бы не оппонента со своей точкой зрения, а зеркало (хорошо, если не кривое), в котором сам бы и отражался. К сожалению, в городе у меня не было близкого друга, хорошо знающего меня и видящего, на каких поворотах меня может занести, — единственный мой закадычный друг студенческих лет, которому я иной раз доверял больше, чем самому себе, уехал по распределению в Днепропетровск и там прижился. Не в письмах же излагать ему свои гипотезы? Так что, волей-неволей я вынужден был выбирать кого-то из соседей (хотел здесь употребить выражение volens nolens

, но чувствую, что это может выглядеть как манерность и распускание хвоста перед читателем, — нередкая вещь среди не блещущих культурой авторов; надо будет потом еще раз перечитать и повычеркивать из текста всякие «красивости»). Правда, — вспомнил я сейчас свои тогдашние мысли — я мог бы обсудить свои подозрения, логические выводы и прочие моменты своих размышлений с капитаном юстиции. Вряд ли он отказал бы мне в обстоятельном разговоре на эти темы (он же сам призывал меня к сотрудничеству), однако к такому разговору не был готов я. Я, если помните, сразу же решил, что не буду вываливать ему всё подряд из того, что мне удастся узнать, и если сообщу ему о каких-то выявленных фактах или о своих соображениях по их поводу, то исключительно только о тех, которые я сочту необходимыми для поимки преступника. Я решительно не хотел давать ему в руки козыри против кого-то из своих соседей, если не буду уверен, что они будут использованы им в игре против истинного преступника. Но для такой уверенности я должен был сам вначале разобраться в деле. И следовательно, никакой свободный обмен мнениями с капитаном, предпринятый именно с целью разобраться, был для меня неприемлем. Таким образом, и капитан был категорически мной отвергнут. Оставались только соседи.

Но и на этом поле, судите сами, у меня не было никакого выбора. Калерию я отверг без долгих размышлений: женщина она была с большим жизненным опытом и — что немаловажно — хорошо знала всех наших жильцов, однако по характеру она была совсем не тем человеком, который стал бы слушать мои разглагольствования, да еще и обсуждать их. К ней можно было обращаться только с конкретными вопросами. Первый номер отвергли. Следующий Виктор. По поводу него я некоторое время колебался: Витя был парень неглупый, наблюдательный, со своеобразной точкой зрения на многие вещи, и он мог бы — при желании — выступить в качестве моего жесткого и цепкого к деталям оппонента. На некоторые мелочи (вроде того, что он явно любил пофорсить перед «корешами», и была опасность, что он поделится с ними какой-нибудь захватившей его гипотезой) можно было закрыть глаза — всё это не так страшно. Но было одно капитальное «но»: уже в ходе моих тщательных расспросов Виктор время от времени посматривал на меня с сомнением, и если я стал бы «раскручивать» его на дальнейшие высказывания, он, — при его обостренной нелюбви к «ментам», — почти наверняка, заподозрил бы меня в стукачестве (что было бы, как вы знаете, недалеко от истины). Этим я рисковать не мог. И следовательно, номер второй пришлось также отвергнуть. Оставался номер третий — Антон, на этом список оканчивался, и других номеров в нем не было.