«А бессилие, которое не воздает, — в „доброту“; трусливую подлость — в „смирение“; подчинение тем, кого ненавидят, — в „послушание“ (именно тому, о ком они говорят, что он предписывает это подчинение, — они именуют его Богом). Безобидность слабого, сама трусость, которой у него вдосталь, его попрошайничество, его неизбежная участь быть всегда ожидающим получает здесь слишком ладное наименование — „терпение“, оно столь же ладно зовется добродетелью; неумение отомстить за себя называется нежеланием мстить, может быть, даже прощением („ибо они не ведают, что творят, — только мы ведаем, что они творят!“ [на этом месте он ржал всегда]). Говорят также о „любви к врагам своим“ — и потеют при этом».
Когда он впервые прочитал эти слова, он удивился, насколько давно знает все это…
В кабинете опять неожиданно возник вице. Он его не вызывал. По лицу вице он сразу понял, что тот принес еще какую-то неприятность. Черт, одно к одному…
У «Гаечного ключа» в подвале бациллу бенгальской чумы нашли, без всякого выражения, но очень четко сказал вице и замолчал, ожидая реакции.
(«Гаечный ключ» — еще одна пророческая контора; небольшая, но весьма энергичная, рассчитанная преимущественно на молодежную аудиторию. «Гаечный ключ» постоянно пребывал на грани закрытия из-за своего, как выражались, «политического экстремизма», из-за него же он хронически судился со всеми сразу. «Мухомора» обвиняли в тайном сотрудничестве с «Гаечным ключом», но доказательств не было ни малейших. Только ни на чем не основанные слухи. Было несколько таких контор, сотрудничество с которыми «Мухомору» постоянно инкриминировали — «Черный беспредел», например. Эхо их судов и скандалов доносилось и до «Мухомора», — так что и мухоморным журналистам, и, ничуть ни менее, мухоморным юристам не приходилось сидеть без дела.)
Он молчал в ответ, давая понять вице, чтобы тот продолжал.
Помещение, аппаратуру — все конфисковали. Зачумленное все, говорят, на переработку пойдет.
Он присвистнул.
Вот так-так… Наша мэрия доблестная. Быстро же наш новоизбранный оборзел.
Вице смотрел на него.
А он продолжал рассуждать вслух:
Если у них чуму, то у нас какую-нибудь ветрянку точно найдут. Эк, мать их… В СМях не было еще этого?
Вице отрицательно покачал головой.
По ящику и не будет.
Это понятно. Ну, ладно, спасибо за пищу для размышлений.
Вице ретировался. Он думал.
Да, тут звонком не обойдешься… И мэр-то совершенно чужой — из совсем других недр. Сели они с ним на жопу. Крепенько надо будет подумать. Консилиум, вероятно, созвать. И не тянуть ни в коем разе.
Ладно.
И он вернулся к своим проповедям, которые никак было не закруглить, хотя все уже было сказано. Как надоели они ему! Глаза бы не глядели…
Черт! Еще же нужна статья для Очень Большой Газеты. Вот с чего надо было начать. С ней тянуть нельзя. И перепоручить нельзя, он должен написать ее сам. Вечно у него в делах бардак. Как был раздолбаем, так и остался. Ну, ладно, три-четыре:
…ОБЯЗЫВАЕТ НАС ВСТАТЬ НА ЗАЩИТУ ВЕЛИКОЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ. NOLI MI TANGERE — CIVIS ROMANUS SUM. КАК И РИМЛЯНЕ ВО ВРЕМЯ ОНО, МЫ, ЕВРОПЕЙЦЫ, НАСЛЕДНИКИ БАХА, ЛЕОНАРДО, ТОЛСТОГО, ФОЛКНЕРА (И НАС ЖЕ ЕЩЕ ОБВИНЯЮТ В «БЕЗДУХОВНОСТИ»!) ДОЛЖНЫ ТВЕРДО И НЕДВУСМЫСЛЕННО ЗАЯВИТЬ: НЕ ТРОНЬ МЕНЯ, Я — ЕВРОПЕЕЦ. А ТРОНЕШЬ — РУКИ ОБОРВУ. БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ ДРЯБЛОСТИ И НАПЛЕВАТЕЛЬСТВУ, ВЫДАВАЕМЫМ ЗА «ТЕРПИМОСТЬ», МЫ СОЗДАЛИ У ЭТИХ ЛЮДЕЙ ИЛЛЮЗИЮ, БУДТО БЫ ОНИ СПОСОБНЫ СОСТЯЗАТЬСЯ С НАМИ, КАК В ВОЕННОМ ИЛИ ЭКОНОМИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ, ТАК И В ДУХОВНОМ. НА ПОСЛЕДНЕЕ СЛЕДУЕТ ОБРАТИТЬ ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ — ОБ ЭТОМ ЧАСТО ЗАБЫВАЮТ СРЕДИ НЫТЬЯ О ПЛЮРАЛИЗМЕ КУЛЬТУР (ТО ЕСТЬ ПРЕДЛАГАЮТ НАМ ПОВЕРИТЬ, ЧТО ТЕЛЕГА НИЧУТЬ НЕ ХУЖЕ «МЕРСЕДЕСА», А ЭЙНШТЕЙН ПРОСТО СМЫШЛЕНЫЙ МАЛЫЙ, КОТОРЫХ В КАЖДОМ ДВОРЕ (НАРОДЕ) ПРУД ПРУДИ).
КОНЕЧНО, НАМ НЕОБХОДИМО ОСТАВИТЬ В ПРОШЛОМ ВЕКЕ НЕЛЕПЫЕ РАЗБОРКИ МЕЖДУ РАСАМИ И НАЦИОНАЛЬНОСТЯМИ, А ОСОЗНАТЬ СЕБЯ ЕВРОПЕЙЦАМИ, ЕДИНОЙ КУЛЬТУРНОЙ ОБЩНОСТЬЮ. СОВЕРШЕННО НЕВАЖНА НАЦИОНАЛЬНОСТЬ ЕВРОПЕЙЦА — ГЕРМАНЕЦ ЛИ ОН, КЕЛЬТ, СЛАВЯНИН ИЛИ АРАБ…
…ЧЕМ БОЛЕЕ ОСОЗНАННО ЖЕСТКИМИ МЫ БУДЕМ СЕЙЧАС, ТЕМ МЕНЕЕ ПСИХОТИЧЕСКИ-ЖЕСТОКИМИ НАМ ПРИДЕТСЯ БЫТЬ В БУДУЩЕМ…
…476 ГОД С ПОСЛЕДОВАВШИМИ ЗА НИМ ВЕКАМИ МРАКА НЕ ДОЛЖЕН ПОВТОРИТЬСЯ…
И вдруг он нестерпимо затосковал. Пальцы, тараторящие по клавиатуре, замедлили свое тараторенье. И стали… Собственно, что планировано на сегодня, сделано. Со статьей для Очень Большой Газеты он явно управится. А на похороны брата еще рано. Передохнем. А проповеди вообще подождут.
Велел подать себе машину.
Шоферу сказал: вот что, голубчик. Съездим-ка в детство.
В какое прикажете?
Да знаешь… Пожалуй, в осеннее…
В осеннее, так в осеннее, бойко ответил шофер.
И они поехали.
Там всегда осень. Осень и тоска. Ему захотелось тоски. Но не этой своей теперешней офисной, конторской тоски, а какой-то другой, освежающей, одухотворяющей, животворящей…
Здесь жили жадные, недобрые частники и милые, интеллигентные дачники. Дачники давно разъехались. Остались только частники. Сказав шоферу: «ну ладно, покеда», он вышел из машины и пошел вдоль дач.