Пророк

Кент бросил конверт в сумку, между сценариев игры и заметок. Наверное, письмо от болельщика, а может, жалоба недовольных родителей, требовавших больше внимания к своему сыну. В любом случае это не срочно.

* * *

Следовало бы вскрыть письмо раньше, но следующим утром его отвлек звонок матери Колина, Робин Мирс, спрашивавшей, что он думает о состоянии ее сына.

— Робин, не стоит ждать от него нормальной игры. Колин теперь далек от нормы. Он не может просто сбросить этот груз, оставить у кромки поля и включиться в игру. Я бы этого хотел, и я знаю, что он пытается, но реальность такова, что игра всегда была для него естественной, а в настоящий момент все в мире кажется ему неестественным. Все вышло из равновесия.

— Он так переживает, тренер Остин… Сомневаюсь, что он спал этой ночью. В три часа утра я нашла его во дворе: Колин сидел на столе для пикника и плакал. Я пыталась с ним поговорить, но он не ответил. Не мог.

— Какое-то время так будет продолжаться, — тихо сказал Кент. — Ему нужно побыть одному. А потом он будет нуждаться в вас. Будьте готовы, когда наступит этот момент, и отступите, когда ему требуется одиночество. Утрату и горе так просто не вылечишь. Вы все делаете правильно.

И так далее, все сорок пять минут разговора. Повесив трубку, Кент почувствовал себя выжатым как лимон, потому что мог все объяснить матери Колина, но не мог заставить ее понять, почувствовать, не мог предложить ей ничего, кроме слов, однако слова казались ему пустыми. И он прочел молитву, потому что молитвы всегда исполнены смысла, а потом попытался сосредоточиться на работе.

«Пусть попробует играть без перчаток, — думал он по дороге к школе. — Может, Мэтт прав. Может, это подействует».

Затем, паркуя машину, снова выругал себя, потому что его мысли переключились, быстро и полностью, с озабоченности психологическим и эмоциональным состоянием парня на возможные действия защитников Сент-Энтони, когда они поймут, что Колин уже не представляет угрозы. Вероятно, их тренеры смотрели записи игры и видели эти странные потери мяча. И запомнили их. Что, если в следующую пятницу он снова будет ронять мяч? Если в самом начале игры они увидят, что Колин Мирс не заслуживает двойной опеки, и начнут сокращать карман? Тогда у «Кардиналов» начнутся серьезные неприятности.

«Не думай об этом, — приказал себе Кент. — Это жалко, Остин. И стыдно».

Но он ничего не мог с собой поделать. Потому что хотел выиграть этот матч, победить соперника. Хотел больше, чем осмеливался показать, хотел так сильно, что не мог спать, не мог дышать и забывал то, что должен был помнить. Ибо, хотя в отношении Колина Мирса важным было только состояние его разума и души, а не рук, в глубине души Кент думал в первую очередь о том, как привести в норму его руки. Лови мяч, сынок, а потом мы поправим все остальное. Но сначала начни ловить этот чертов мяч.

Нужно это прекратить. Он найдет способ выбросить из головы эти мысли.

* * *

Субботние занятия были больше похожи на теоретическую подготовку, чем на настоящие тренировки. Они смотрели видеозапись, потом парни делали легкую разминку, состоявшую из бега и растяжки и предназначенную для того, чтобы ускорить восстановление, разогреть напряженные и травмированные после вчерашней схватки мышцы, а затем возвращались в раздевалку и снова смотрели видеозапись игры. Кент опаздывал, задержанный звонком Робин, но все равно приехал на полчаса раньше команды, и у него осталось достаточно времени, чтобы собраться с мыслями. Он вошел в кабинет, включил свет и закрыл дверь. Девяносто пять процентов времени дверь в кабинет Кента оставалась открытой. Но когда он ее закрывал, все — игроки и тренеры — понимали, что ему требуется побыть одному, а если и входили в кабинет, то лишь постучав, причем на это должна была иметься серьезная причина.

Раскладывая записи, он наткнулся на письмо, затерявшееся между предварительных отчетов тренеров. Открывая его, все еще размышлял о Сент-Энтони.

Потом Кент сам удивлялся, почему сразу же подумал об отпечатках пальцев. Он осторожно положил конверт, держа его за края, хотя, наверное, было уже слишком поздно. Понимание пришло мгновенно.

В конверте было три вещи. Половинка стандартного листа бумаги с короткой запиской, распечатанной на принтере.

Прекрасная победа, тренер. Прекрасная. И чудесный осенний вечер. Но, откровенно говоря, я предпочитаю такую осень, как на прошлой неделе. Это было нечто особенное. Скоро я расскажу вам больше, обещаю.

Однажды вы сказали мне, что я могу обратиться к вам в любое время. Ловлю вас на слове. Вы ведь держите слово, тренер? Вы рады? Я не забыл ваши визиты и ваше послание. Никакой страх не может быть сильнее веры, правильно? Я всегда восхищался вашей убежденностью. Вашей глупостью. Вы и меня простите, тренер? Вы будете за меня молиться? Не сломаетесь?