— Это стало личным, — сказал Кент. — Сразу же. Когда я прихожу в тюрьму, то обязательно рассказываю о себе. О своей сестре и о том, как я научился нести свое горе. Рассказывают о своем пути. Но его реакция… — Кент умолк и покачал головой. Он очень хорошо помнил этого человека — обритая голова, накачанные мышцы, разноцветные татуировки на шее и левой руке. — Его реакция обескураживала. Как будто… как будто я что-то в нем разбудил. Пустые глаза, скука на лице, а потом вдруг он… стал оживать. Не знаю, как это лучше описать. С каждым моим словом его интерес усиливался, и это вызывало тревогу. Как будто в нем горел тусклый огонь, когда я вошел, а каждая новая подробность, которую я сообщал, делала его все ярче и ярче, понимаете? В этом было что-то ненормальное.
— Вы просто это наблюдали? Или разговаривали с ним?
— Да, разговор был. После моей речи он попросил поговорить с ним наедине. И приводил необычную причину. Для него было очень важно услышать от меня, что мою веру невозможно сломить.
— Вы не думали, что это его поддерживает?
— Нет, я решил, что он воспринимает это как вызов. Я это точно знал.
— Вы упоминали о Рейчел Бонд?
— Нет. Никогда. Она была ребенком.
Дин нахмурился.
— Письмо свидетельствует об обратном.
— То есть я хочу сказать, что не называл ее имени.
— Но ситуацию обсуждали?
— В некоторой степени.
— В какой?
— В минимальной. — Кент осознал, что становится осторожным, что ведет себя так, словно его обвинили в преступлении, и впервые за все время понял почему. Он чувствовал себя виноватым. То, о чем спрашивал Дин, не относилось к области предположений — это была правда. Клейтон Сайпс проложил путь к Рейчел Бонд с помощью Кента.
— Мне бы хотелось знать подробности…
— Я говорил о прощении, — сказал Кент. — И о семье. Мои обычные темы. Как правило, я делюсь собственным опытом. Но этим летом в моей памяти еще была свежа ситуация с Рейчел и ее отцом. Она испытала такое облегчение, когда у них завязалась переписка… Она заполнила пробел в своей жизни, понимаете? Поэтому я использовал, — он запнулся, недовольный выбором слова использовал, — ее в качестве примера. Многие из тех людей оборвали связь с семьей. По собственной воле или нет. Многие перестали общаться с семьей из-за чувства вины и стыда. Я хотел поговорить об этом, а… ее пример был таким свежим… И подходящим.
Дэн что-то записал в блокнот.
— Две карточки, футбольная и визитная. Почему он их прислал?
— Чтобы заставить меня страдать. Его привели в восторг мои слова, что я не держу зла на убийцу сестры. Он в это не верил.
— Вы не думаете, что цель — заставить вас сомневаться?
— В чем? — после паузы спросил Кент.
— В вине Гидеона Пирса.
Снова молчание, еще более продолжительное. Потом Кент, сглотнув, подался вперед.
— Я не сомневаюсь в вине Гидеона Пирса.
— Я спрашивал не о том, что вы думаете. Возможно ли, что он преследовал эту цель?
— Не исключено.
Ему уже не давала покоя футбольная карточка двадцатидвухлетней давности, потому что взять ее можно было лишь в одном из двух мест: из улик по делу Гидеона Пирса или в доме, где прошло детство Кента. В 1989 году выпустили несколько тысяч таких карточек, но только на обратной стороне двух из них, с номером 18, была надпись, сделанная рукой его погибшей сестры. Это номер Кента. Карточку с его фото тогда не напечатали, потому что он не был лучшим игроком штата и даже не входил в стартовый состав, но Мэри не хотела, чтобы он чувствовал себя обойденным, и на двух карточках с фотографией Адама написала номер Кента. Одна из них лежала в ее комнате, когда Мэри пропала. Другую нашли у Гидеона Пирса после ее убийства.
— Вернемся к воспоминаниям из письма, — сказал Дин. — Они точны? Вам не кажется, что это имитация?
— Ни в коем случае. Они точны. Я говорил о спасении, о вере — обо всем, что упоминается в письме. О Гидеоне Пирсе. И предложил связаться со мной, если понадобится моя помощь.
— А как насчет вашего брата?
— Что вы имеете в виду?
— Вы не говорили о нем во время своих визитов? Карточки напрямую связаны с ним.
— Я не помню, чтобы упоминал его имя. Я говорил о том, через что прошла моя семья. Что касается карточки, то да, я о ней рассказывал. О том, что мы чувствовали, когда узнали о Пирсе.
— Вы не знаете, у вашего брата есть враги? Серьезные конфликты, угрозы или еще что-то подобное?
— Не понимаю, какое отношение это имеет к Клейтону Сайпсу.
— Вероятно, никакого. Но мы не можем исключать и другие версии. Клейтона Сайпса можно считать подозреваемым, но в данный момент все, что у нас есть, — ваши воспоминания о давнем разговоре. Так что давайте немного расширим круг наших поисков. Вы знаете людей, конфликтовавших или конфликтующих с вашим братом?
— Нет. Но уверен, что такие есть — с учетом его бизнеса.
— Что заставляет вас так думать?
— Он возвращает людей в тюрьму. Думаю, многим это не нравится.
— Верно. Но это ведь не личное, правда?
— Нет. Просто я хочу сказать… послушайте, я не тот человек, который может рассказать вам о жизни брата.
— Как я понимаю, вы с ним не слишком близки.
— Не слишком.
— Почему?
Кент почувствовал, что скрипнул зубами.