Настоятель Беррано, лысый дядечка в летах, заморённый заботами, назначил нам задания. Мы переоделись в белые робы с передниками, на волосы повязали косынки и разошлись. Мне велено было заниматься с сиротами, которых часто находили на паперти храма. Говорили, что обитатели Нижнего города подкупали стражу, чтобы те приносили их сюда. Детей выхаживали до восьми лет и приучали к полезному труду. Жаль только, хорошие места для них находились лишь изредка.
Я меняла пелёнки, купала, смазывала опрелости, поила с ложечки козьим молоком, словом, делала всё, о чём меня просили женщины-служительницы, которые в основном здесь и работали. К обеденному гонгу мне поднесли нагретое влажное полотенце, чтобы я освежилась.
После мне показали маленького мальчика, который плакал, не останавливаясь. Служительницы шептались, что пьяный отец толкнул его в горящий очаг, а после уснул как ни в чём не бывало. Повезло, что у них оказались сердобольные соседи и привели ребёнка сюда, не побоявшись гнева его родителя.
Нужно было снять повязку, наложить заживляющую мазь и сделать новую повязку, пропитанную составом, который не позволял ей прилипать к ране.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— К-к-карен, госпожа, — ответил мальчик, борясь с рыданиями.
— Сколько тебе лет, Карен?
— Ш-шесть!
— Взрослый! Потерпи, скоро всё заживёт, и останется только маленький шрамик. Но это даже хорошо! Девочки обожают мальчиков со шрамами.
Он прекратил хныкать и уставился на меня большими чёрными глазами:
— Правда?
— Буду я ещё врать! Ни один мужчина не обходится без шрама, это как знак того, что он уже взрослый. А взрослым плакать не пристало, разве ты не знаешь?
Он затих и позволил мне закончить. Я достала из-за пазухи леденец на палочке и вручила ему, подмигнув:
— За то, что всё вытерпел, мой герой.
Он счастливо улыбнулся и засунул конфету за щёку.
— Можешь отдохнуть, — сказала мне главная среди служительниц.
Я кивнула и вернулась в общий зал, чтобы навестить девчонок. Джурия поила и кормила раненных, справлялась хорошо, хотя заметно было, что устала таскать тяжёлые вёдра и котлы. Я улыбнулась ей и направилась к Торми. Она оттирала от пота бледную, почти синюю женщину. Её стошнило. Торми едва успела отскочить, чтобы не запачкаться, прижала ладонь ко рту, содрогаясь от рвотных позывов, и посмотрела на меня несчастными глазами.
— Предупреди целителей, что тебе плохо. Я закончу здесь, — заверила её я.
Торми убежала к выходу. Я принесла ведро с водой и тряпку и принялась убирать.
— Плохо мне, плохо! — стонала женщина. — Чудотворница, помоги!
Она повернула ко мне голову, разглядывая лихорадочно блестевшими глазами. Да, это я тоже уже проходила. Взяла оставленную Торми чашку с лечебным зельем и поднесла к губам больной.
— Выпейте — поможет.
— Ты поможешь, чудотворница! Прикоснись ко мне, благослови! — бредящим голосом требовала она, ухватив меня за рукав.
— Благословляю, — покорно ответила я, убирая слипшиеся волосы с покрытого испариной лба.
Миновал полдень. Жерард вместе с Беррано прогуливались вдоль постелей больных, наблюдая за работой подопечных. Приходилось следить не только за Норнами, но ещё и за навязанными Университетом лоботрясами. Впрочем, ради места декана стоило напрячься лишний раз, тем более ему так явно намекали на это место во время общеуниверситетского собрания.
Глаза наткнулись на лентяйку Торми. Она выбежала из зала, бросив всю работу на Лайсве. Норна Воды доставляла столько хлопот! Забеременела от какого-то рыцаря. Надо будет решить её проблему и надеяться, что она впредь станет осмотрительней.
— Это она? — вывел из задумчивости голос Беррано. Настоятель указывал на Лайсве.
— Да, Норна Ветра, та самая, которая сотворила чудо во время казни, — не задумываясь, ответил Жерард.
— Я не об этом. Дама сердца Микаша Остенского, победителя пифона. Про их неземную любовь сейчас баллады на каждом углу распевают. Не слышал?
Жерард закатил глаза. Столько усилий, чтобы его девочек узнавали как чьих-то любовниц. И тут Гэвин обскакал, умеет создавать ореол славы вокруг своих подопечных. Наверняка эти песенки — его рук дело.
— Да ладно тебе, я пошутил. Вижу, что она особенная. Аура как будто мироточит, даже отсюда запах слышно. Вон как к ней больные тянутся — как чуют. Лет сто назад её бы сделали настоятельницей какого-нибудь большого храма.
— Она моя Норна, — хмуро перебил его Жерард, не желая ни с кем делить свою единственно подлинную пророчицу. — За ней нужно приглядывать. Она ещё не понимает, когда у неё наступают приступы «обожения», слишком много сил из неё сосут. Когда меня здесь не будет, не позволяйте ей перенапрягаться.
— Да хватит объяснять. Пригляжу, как и за всеми.
Жерард не отвечал. Лайсве поила больную лекарством, щедро делясь своим сиянием и облегчая страдания, а вокруг шевелились, как куча навозных червей, больные, протягивая к ней грязные руки.
Она встала и подошла к Жерарду.
— Ты своей помощью только расхолаживаешь Торми и не даёшь шанса стать лучше, — пожурил он нестрого.
Лайсве упрямо свесила голову набок, как делала всегда.