Пророк

Микаш посмотрел на Лайсве. Она улыбнулась, помахала рукой и растаяла, как морок.

— Реальность часто искажается в наших глазах, и мы видим лишь уродливое отражение в зеркале.

Знакомец вложил что-то в ладонь Микаша. Серебряный медальон издавал приглушённый свет, который унимал боль в груди. Микаш открыл его и провёл пальцем лежавшему поверх её портрета локону. Ромашка и мята — её аромат пробуждал воспоминания. Медальон достался Микашу от жениха Лайсве, он скрепя сердце вернул его ей, когда та просила его уйти. Он не ушёл, а она вернула медальон только сейчас.

— Я нарушил приказ и подвёл вас. Хотел быть героем, и… — словно прорвало гнойник, тошнотворная жижа потекла наружу. — Знаете, какие слухи ходят про нас в лагере? Будто бы я ваш бастард и потому вы так обо мне печётесь. Смешно, да? Но на самом деле я втайне мечтал назвать вас отцом, потому что человека более достойного не встречал.

— Что ж, — Гэвин смущённо закашлялся. — Я бы гордился таким сыном, но не желай о несбыточном.

— Эти мечты всё, что у меня есть, — Микаш снова посмотрел на медальон. Былинка на ладони гиганта.

— Не считай несбыточным то, что уже свершилось, — усмехнулся Гэвин. — Проблема не в том, что тебя никто не любит. Проблема в том, что ты сам себя не любишь. Прими себя, и несовершенство перестанет грызть тебя изнутри. Стань другим, если хочешь, если тебе это надо, а нет — забудь и двигайся дальше.

Гэвин протянул руку:

— Ты достоин всего, что у тебя есть. И жизни тоже достоин. Скажи, что поборешься — тогда я тебя вытащу. Но если тебе проще жалеть себя и ходить по замкнутому кругу, то я не стану тратить на тебя силы.

— Я… — каждое слово давалось с трудом. Призрачная Лайсве тянула назад, в болото безнадёжности, но медальон тлел на ладони огоньком надежды. Твердил: дай себе шанс. Уйти за грань — чего проще? Всегда успеется. — Хочу… — Микаш вырывал из памяти солнечные эскендерские денёчки, бессонные томные ночи, сладкие, как гречишный мёд. — Жить!

— Значит, будешь жить, — Гэвин широко улыбнулся и обхватил его со спины под руки.

Сзади ярко полыхнуло, пахнуло грозой. Зашелестели перья, поднимая ветер. Ноги оторвались от земли. Микаш повернул голову: внизу серебристой лентой раскинулась от горизонта до горизонта река.

— Грань. Сумеречная река мёртвых, что течёт вдоль Бессолнечных земель. Ты едва её не переступил, и тогда пути назад бы уже не было, — ответил на незаданный вопрос Гэвин.

Светлело. Лиловый цвет сумерек плавно переходил в сиреневый. Серебристыми вихрями вспыхивали огоньки, ветвились, расползались тонкими нитками и затухали. Внизу волновалось пурпурное море, таинственными чёрными тенями на глубине мелькали исполинские рыбины. Вместо соли пахло сладким луговым разнотравьем. Хлопали гигантские крылья, гоняя потоки прохладного воздуха. Микаш не видел их, только лицо Гэвина, прекрасное в своей неземной безмятежности, висело над ним. Такими в храмах изображали небожителей.

— Где мы? — выдохнул Микаш.

— Никогда не забирался так глубоко в человеческое сознание, а, телепат? — усмехнулся тот. — Мы в царстве снов. Под нами Океан грёз, а дальше Серые пустоши памяти. Выход там, где они заканчиваются.

— Никогда не слышал, — поразился Микаш. — Как вы?..

— Тайные техники, забытое ремесло. На заре времён Сумеречники были куда могущественней и ближе к богам, а сейчас обмельчали. Мало кто ещё помнит, откуда мы пришли и что должны делать.

— И часто вы здесь, ну… летаете?

— В первый раз меня самого тащили отсюда за шкирку. Потом ещё пару раз наведывался, чтобы кое-что узнать и стать сильнее. Утомительно это, можно надорваться и трудно резерв восстановить. А уж тащить кого-то… так что не подведи!

Микаш хотел ответить, но море внизу взрезалось в скалистый берег, распахнула хищный зев чёрная пещера. Хлопки крыльев эхом отражались от стен, множились сотнями. Что-то шевелилось внутри, ползло со всех сторон. Люди кричали, молили о помощи. Судорожное движение и пронзающая всё тело боль.

— Успокойся. Это всего лишь эхо воспоминаний, — пробился сквозь головокружение и темноту ровный голос Гэвина и повёл за собой. — Дальше — больше. Держись, если хочешь жить!

Они зависли в воздухе и камнем рухнули на поле брани. Минотавр замахнулся когтистой лапой, отлетел в сторону Келман с раскроенным черепом. Глупый товарищ бросился ему на помощь слишком поздно. Двигался неловко и скованно. Зверюга гораздо сильнее, ясно же, что не победит, но дурак нёсся за своей смертью. И если бы не скачущий следом всадник, как туча полыхающий нечеловеческой силой, от глупца бы и мокрого места не осталось.

Воспоминание сменилось. Они стояли посреди лесной поляны. Пересмешница, точь-в-точь похожая на Лайсве, сражалась с тем другим, глупым Микашем, который был настолько слеп, что не мог заметить между ними разницы. Медлил, сомневался, пока она едва не прикончила его, а потом жалел себя и молил о смерти вместо того, чтобы признать ошибку и измениться.