Пророк

Вот бы Микаш оказался рядом, перенёс на могучих плечах через эти печали, согрел тихой любовью, влил свою нечеловеческую силу тела и воли. Я тянулась к нему сквозь горизонты и расстояния, представляла его крепкие и одновременно нежные объятия, как я утыкаюсь носом в его грудь и прячу в ней слёзы. Он без упрёков и требований отдаёт мне всего себя, и я растворяюсь в чём-то подлинном и правильном.

Вечером я вернулась в Нижний. Мордоворот уже не сторожил дверь, но Хлоя продолжала сидеть в том же углу.

— Ферранте очнулся, я с ним разговаривала.

Она ответила, будто не услышала:

— Приходил Лино, я его выгнала.

— Молодец! Я справлялась насчёт работы. Тебя могут взять посудомойкой, полотёркой или даже кухаркой в кабак «Кашатри Деи». Там курят опий, но за порядком следят очень бдительно.

— Вот ещё! Не стану я стирать руки, горбатиться и терпеть приставания всяких забулдыг.

— Как хочешь.

Мы поели и улеглись спать.

Хлоя днями напролёт сидела в углу и даже по дому ничего не делала. Мне приходилось убирать, стирать и готовить за неё. Однажды вечером я снова попытала счастья:

— Если хочешь, тебя возьмут в булочную. Им нужен помощник замешивать тесто. Это не так сложно.

— Вот ещё! Чтобы мои волосы пропитались маслом, а лицо стало бледным от муки?

Я стиснула зубы, пытаясь подавить горечь. Мои руки и волосы ничем не пропитываются, пока я в храме работаю, и кругов под глазами от недосыпа и усталости у меня совсем-совсем нет. Агр-р-р! Безликий, дай терпения, умоляю!

Нашёлся ещё один вариант. Пришлось кланяться мастерице Синкло и выслушивать долгие речи о том, как мы должны целовать ей руки за все её благодеяния.

— Есть работа, — Хлоя скривилась и зашипела. Совсем одичала за время своего затворничества. — В Верхнем городе, — она заёрзала. — Будешь носить красивые наряды, — её глаза счастливо загорелись. — И продавать розы, нарциссы и астры вместе с другими цветочницами.

— Вот ещё! — надула губы. Притворяется, паршивка, а взгляд-то какой живой стал!

— Как хочешь, — я пожала плечами. — Тогда я это платье себе заберу. Стану цветочницей. Их все любят. А на праздник весеннего равноденствия одну из них назовут. Как думаешь, мне пойдёт?

Я показала ей платье из лёгкого сукна цвета молодой листвы, с белым кружевным воротником и манжетами. Подол украшала вышивка с розами и лилиями. По росту оно было мне мало, а по объёму велико. Хлоя вырвала его, чуть ткань не затрещала, и прижала к груди, как сокровище.

— Нет, я пойду! Я буду королевой!

Я улыбнулась. Поймать её на незатейливую хитрость оказалось так легко.

— Только поклянись не воровать — я за тебя поручилась.

— Вот ещё!

— Как знаешь. Но за любую провинность тебя уволят, лишат разрешения на посещение Верхнего, упекут в тюрьму и вполне возможно вздёрнут. И даже я тебя не спасу.

Она только фыркнула.

* * *

Третья Норна ускользает, словно становится миражом. Когда-то была почти как дочь, прозрачная тихая заводь — глядишься, и все мысли как в зеркале отражаются на открытом лице. А сейчас что ни день, рядится в плащ из тайн и спешит по ведомым лишь ей опасным делам, слушает, но не слышит.

Вот и приходится красться тенью, чтобы хоть одним глазком взглянуть на скрытую от него жизнь, разгадать загадку, не её даже, а бытия, всей этой кутерьмы с источником и пророчицами. Вроде всё постиг, но последней связующей нити не видишь, а без неё ничего не держится.

Жерард преследовал Норну в Верхнем, в Библиотеке и храмах, в Университете и городских корчмах, пока она не пряталась в узком переулке, что закрывался перед ним глухой стеной. Нет тебе входа в эту священную обитель. Можешь только бессильно молотить кулаками по кирпичной кладке, разбивая их в кровь.

Пучины отчаяния бескрайни. Жерард зачастил в «Кашатри Деи», наплевав на данные себе и ей зароки. Забывался в сладких опиумных грёзах. Скурил проект, должность, место в круге, особняк на центральной площади, даже жену с дочкой! Ничего не осталось, только засаленная одежда, подорванное здоровье и красная опиумная трубка.

— Я же говорил, не приходи больше! — устыдил его Джанджи Бонг, хозяин кабака. Время его не пощадило: припорошило чёрные волосы сединой, изрезало лицо глубокими морщинами, будто он увядал и гнил, будучи ещё живым.

— Ещё немного! Всего пару шагов осталось! Я должен, мой проект остановит войну и спасёт мир!

— Будет тебе, война уже закончилась, никого не надо спасать. Ты и это забыл? — Бонг говорил с ним спокойно, как с ребёнком. — Прости, но я не хочу, чтобы здесь нашли твой труп.

Охранники подхватили Жерарда под руки и вышвырнули в подворотню. Колени ударились об камни, продралась одежда, обожгло ссадинами кожу, из живота поднялась волна рвоты. Немного полегчало, по крайней мере, стала различаться обстановка, а не только отдельные предметы, на которых замирал взгляд.

«Кар-р-р!» — позвал ворон и сел на плечо.