Пророк

Несколько следующих дней Микаш не отпускал меня от себя. Я баловала его сверх меры. Его улыбки, лучащиеся счастьем глаза, умиротворённый голос пьянили, будто бы ничего не может быть ярче и лучше этих моментов.

Праздник закончился, когда я решилась проведать друзей в Нижнем. Дело было утром, погода стояла холодная, но ясная. Я думала, Ферранте ушёл на приработок, но застала его дома. Он качал сына на руках и никак не мог успокоить.

— Где Хлоя? — спросила я с порога, предчувствуя беду.

— Не знаю и знать не хочу! Вчера бросила Руя одного и ушла. Когда я вернулся, он уже орал на всю улицу, — раздражённо ответил Ферранте. Голос его был сухой и ломкий, а глаза подёрнуты красной сеточкой жил.

— Надо её найти. Руй, похоже, голоден.

— Нет, не надо. Помнишь, ты предлагала помощь? Купи нам козьего молока, пожалуйста!

— Так делу не поможешь. Ты должен зарабатывать на еду, а Хлоя — сидеть с Руем.

— Я справлюсь один, если она не хочет. Я устал утирать ещё и её сопливый нос и тянуть на своём горбу.

— Ты — справишься, а он будет всю жизнь страдать без матери. Поверь, я знаю, о чём говорю.

Он поднял на меня затравленный взгляд:

— Просто купи молока, а?

Пришлось согласиться — Руй уже захлёбывался плачем.

За свежим молоком надо было бежать в Верхний, но я постаралась вернуться так быстро, как только могла, с полным кувшином. Ферранте поил Руя с ложечки, но тот сопротивлялся, сплёвывал и заходился хриплым плачем ещё больше.

— Я разыщу Хлою.

— Делай, что хочешь! — измученно отмахнулся Ферранте и продолжил борьбу с сыном.

Обнаружить её не составило труда. Она пряталась в доме братьев. Я вошла к ним без стука. Высокие крупные парни подскочили и окружили меня как свора псов, главный из них — заматеревший Лино. Несколько передних зубов уже потерял, щетинистые щёки украшали мелкие шрамы, глаза стали совсем шальные.

— Чего припёрлась, куколка? Вишь, надоело ей с вами, чистыми да правильными. Обратно в семью хочет, к родной крови, — Лино не подпускал меня к забившейся в угол Хлое. — Полоумный проповедник ей не пара!

— Это должна решать она сама, — я оттолкнула его, подошла к Хлое и протянула руку: — Давай просто поговорим.

Она избегала моего взгляда.

— Она наша. Даже к матушке Тертецци идти согласилась. Понимает, что с убогим олухом и его отродьем жизни не будет. И ты уймись! — скалился Лино, но я не отступала.

— Это правда, Хлоя? Ты хочешь торговать своим телом? Хочешь ублажать грязных, пьяных, вонючих мужиков, пока они не изувечат тебя до смерти?

— Да! Хочу! Это будет веселее и легче, чем с чудовищем, которое сосёт из меня все соки! — плаксиво ответила Хлоя. — Если так неймётся, забирай! Забирай их обоих, и тупого проповедника, и спиногрыза, у тебя ведь так хорошо получается!

— Я не могу их забрать. Они не моя семья, — я сделала последнюю попытку её успокоить. — Давай поговорим на улице? Как подруги, мы ведь ещё подруги?

— Гони её взашей! — подначивал Лино.

— Сам вали взашей! — гаркнула на него Хлоя, поднялась и подошла ко мне: — В последний раз.

Мы выбрались на улицу. Светлей и свежей — думается легче, и вся эта ситуация не кажется такой безысходной.

— Что ещё ты жаждешь мне сказать? Что не захочешь знаться с потаскухой? Так мне не надо больше твоих милостей. Сама проживу!

— Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я покажу тебе. Идём? — я снова протянула ей руку.

Она задумалась ненадолго, но всё-таки приняла её.

Первой остановкой на нашем пути была лачуга Ферранте. Я беззвучно отодвинула полог и попросила Хлою заглянуть внутрь. Изморённый Ферранте сидел на лавке и раскачивал на руках Руя, напевая мелодичную и нежную колыбельную.

— Где ещё встретишь такого заботливого мужчину? Он же всё для семьи делает. За ним — как за каменной стеной.

Хлоя поджимала губы и смотрела на меня волчонком. Весь её вид красноречиво говорил: забирай сама, раз так нравится. Я вздохнула и повела её дальше, в публичный дом матушки Тертецци. Обшарпанное покосившееся здание с крохотными оконцами, в которых с трудом просматривалось задымлённое помещение. Грязные столы, за ними не менее грязные завсегдатаи лапали потасканных, очень быстро состарившихся женщин. Кто-то тянул их наверх, кто-то развлекался в общем зале, придавив к стене «подружку на час».

Хлоя отпрянула от гнилой рамы и задышала часто-часто. Упрямо сжала ладони в кулаки:

— Ну и что! Лучшего мне всё равно не видать. Я такая, как они!

Осталось последнее средство: если уж оно не подействует, придётся отступить.

— Куда теперь? Смотреть дворцы знати? — зло посмеивалась Хлоя, когда мы пролезали между домов в Верхний. — Я и так знаю, что вы живёте чистенько и сладко, только у меня такого никогда не будет.

Я вела её по знакомой дороге. Хлоя тоже её узнала: столько раз мы ходили по этой улице к паперти храма врачевателей, храма Вулкана.

Служка встретил у дверей кивком и пропустил внутрь.

— Притащила очередного бродягу? — недовольно осведомился настоятель Беррано, встретивший нас у входа в общий зал, и окинул Хлою с ног до головы брезгливым взглядом.

— Нет. Мы хотим помолиться за больных, — выдержала я его презрение.