Пророк

— Да… — рассеянно ответил Гэвин. — Священный долг моей семьи — защита потомков Безликого. Поэтому после гибели твоего отца я взял тебя под свою опеку, — он ударил в грудь кулаком. — Служу Безликому и его крови.

Ойсин открывал и закрывал рот в онемении. Видно, мальчишка из бедной семьи никак не ожидал, что его предком может быть сам легендарный основатель ордена. А Безликий смотрел вовсе не на Ойсина. Шагнул к маршалу и зашептал на самое ухо:

— Не забывай: три священных гейса. И ещё: всё, что я вам дал, мне придётся забрать.

— Как всё?! — брови Гэвина взлетели вверх. — Ты не можешь быть настолько жесток, мы же… мы же… — его обычно твёрдые губы дрожали.

— Кто? Скажи же уже это! — потребовал Безликий, теряя терпение.

— Самые верные твои слуги, — выдохнул после долгой паузы Гэвин и опустил взгляд, словно не смог вымолвить то, что хотел на самом деле.

— Не я придумываю эти законы, я их только объявляю, — Безликий печально склонил голову и обратился уже ко мне: — Идём, нам здесь больше делать нечего.

Дёрнуло вниз, и я вернулась в своё тело. Безликий взял меня за руку и потянул прочь. Гэвин прожигал его взглядом, пока Ойсин трогал его за локоть, пытаясь привлечь внимание. Что-то было в корне неправильное в этой картине: низвергнутый маршал и растерянный потомок бога, так и не удостоившийся ни единого слова от своего предка.

— За что ты так с ним? — спросила я, когда мы завернули за угол.

— Тебе же он не нравился.

— Раньше — да, но теперь он показался мне… неплохим. Я не разбираюсь в людях.

Безликий провёл тыльной стороной ладони по моей щеке:

— Ты слишком добрая, я уже говорил. Всем приходится платить свою цену, даже мне.

— Ты, правда, был женат на земной девушке?

— Что тебя так удивляет? — он усмехнулся. — Земные девушки прекрасны, в них столько нежности, теплоты, самой жизни. Я любил её до безумия. Такое сильное чувство, что кажется, будто готов горы свернуть, совершить любое безрассудство. Даже отринуть благодать и принять смертную долю. Кто-то говорит, что со временем такие чувства остывают, но мои — нет. Я люблю её до сих пор и вспоминаю все мгновения, которые мы провели вместе, как самые счастливые в жизни.

— А твой ребёнок? Каким он был?

— Я… не знаю. Я ушёл до того, как моя жена поняла, что ждёт ребёнка. Я мог видеть его лишь в своих грёзах, наблюдать издалека, как он растёт и стареет. Не было в моей жизни пытки худшей, чем эта: смотреть — и не мочь прикоснуться.

— Мне так жаль.

Некоторое время мы молчали. Видения Гэвина никак не шли из головы, будто слова и образы лишь оболочка, а смысл сокрыт в чуждом для смертных языке.

— Так почему же ты не хочешь возродиться и помочь нам? — озвучила я терзавший меня вопрос, когда мы уже подходили к дому Микаша.

— Дар и проклятье Небесного Повелителя — видеть все варианты будущего. Из тысячи тысяч возможностей есть лишь одна с благополучным исходом. Не для всех, конечно, но хотя бы для нашего многострадального мира. Этот вариант будет стоить огромной боли для моих близких. И если что-то пойдёт не так, все жертвы окажутся напрасными.

— Ты не хочешь убивать вэса? — не поверила я ему, как не поверил раньше Гэвин. — Скажи, где его искать, и мы сделаем это сами!

Безликий снова печально качнул головой:

— Не выйдет. Я должен убить его сам, в тот момент, когда он докажет мне свою преданность.

— А он ещё не доказал?

— Нет, сам ход событий должен сложиться так, чтобы дать ему возможность доказать.

— А если этого не случится?

— Я буду безмерно рад. Я не желаю ничего больше, чем чтобы мой вэс прожил долгую и счастливую жизнь, и мне никогда бы не пришлось проливать его крови, — он снова ласково коснулся моей щеки, словно хотел смягчить.

— Похоже, ты и вправду трусишь.

— Я никогда не называл себя героем.

Ругаться было невмоготу, упрекать его — бесполезно. Такой же упрямец, как и мы все, но всё же радостно, что он откликнулся. Хоть какие-то подвижки. Лучше не уничтожать их недобрым словом.

Мы миновали консьержа и поднялись на второй этаж. Я открыла дверь комнаты Микаша. Тут всё сохранилось так же, как в ту ночь, когда я убежала спасать Хлою с Ферранте. Тюки с вещами покрылись слоем пыли, воздух сделался затхлым и душным, недоделанные дела так и остались недоделанными. Что ж, теперь точно сюда не вернёмся.