Пророк

Я схватила его за руку, увлекая за собой. Злость прошла, стоило ему появиться на трибунах. Он стал мне другом, самым лучшим и близким. Требовать большего не стоило, чтобы не рушить это неземное счастье.

Я потянулась за его маской. Безликий перехватил мою ладонь и опустил.

— Ты испугаешься. Там уродство, морда чудовища.

— Нет, там печальное лицо одинокого мужчины.

Он усмехнулся:

— Ты слишком добрая.

— Расскажи про единоверцев, — потребовала я, продолжая кружиться вокруг него. — Что ты о них узнал? Видел их бога?

— Его никто не видел. Эта религия — просто идея, которая появилась сравнительно недавно. Но однажды она станет явью, как и всё, что придумывают люди, в которых заключена искра божественного творения, — его слова звучали невероятно даже по моим меркам. — Что вы скажете на земле, то будет сказано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. Небесный Престол пустует. Тот из младших богов, в кого поверят и примут люди, и станет новым Небесным Повелителем, Единым.

Я замерла. По хребту продрал холодок понимания, будто из разрозненных кусков мозаики сложилась картинка: народные волнения, падение ордена, новая вера, одержимые, которые стали во главе воинства единоверцев, череда предательств среди Сумеречников.

— Одержимые — лазутчики Мрака? Они хотят возвести на престол твоего брата! — я приложила ладонь ко рту, ужасаясь своей догадке.

— Умная девочка, — похвалил Безликий. — Хотят сделать его Единым и урвать кусок от паствы. Только есть одна загвоздка: чтобы быть живым богом среди людей, нужно обладать гигантским запасом терпения и мудрости, а Тень никогда ни тем, ни другим не отличался. К тому же власть ему нужна постольку-поскольку. Осколок Мрака сильно повредил его разум. Теперь он жаждет опрокинуть мир, чтобы все страдали так же, как он.

— Ты так легко об этом говоришь?

— А что мне плакать и заламывать руки? Я не так устроен. Полторы тысячи лет забвения притупляют остроту любых эмоций, заставляют смириться даже с трагедией своей семьи.

— Почему бы тебе самому не стать Единым? Ферранте бы с радостью тебя принял, как и многие.

— Любовь толпы — вещь ненадёжная и недолговечная, — вздохнул он с печалью.

— Госпожа Лайсве! — раздался за спиной взволнованный голос. — Погодите!

Я обернулась. К нам размашистой походкой спешил маршал Комри. Лицо закаменело, потускневшие глаза вспыхнули былым огнём, смотрели с ястребиной остротой, то ли обвиняя, то ли упрекая. Казалось, что не меня, а Безликого, будто Гэвин мог его видеть.

— Я не использовала телепатию. Безликий действительно выступал на Совете, — я улыбнулась, потому что грустить сейчас было кощунственно.

— Я знаю, я… — он приложил руку к груди, закрыл глаза и выровнял дыхание. — Мне нужно поговорить с ним!

— Если получится, — я вопросительно глянула на Безликого.

— Мой маршал, вот вы где! — выбежал из-за угла запыхавшийся Ойсин и встал возле своего кумира. — Вы так неожиданно сорвались, я решил, что появились новости от Брана.

Распахнув глаза, Гэвин выхватил из-за пояса кинжал и полоснул им ладонь Ойсина. Тот вытаращился и приоткрыл рот.

— Заклинаю тебя кровью твоего потомка, поговори со мной! — Гэвин показал выступившую из царапины на руке Ойсина кровь.

— Ух, видимо, без семейных драм не обойтись, — хмыкнул Безликий и обнял меня за плечи.

Ласковая теплота вновь заставила выпорхнуть из тела белой горлицей и наблюдать за ними поверх своей макушки.

— Так это ты был в Священной долине? — Гэвин окатил Безликого настороженным взглядом. Видел ли его, как я?

— Ты ждал кого-то другого? — отвечал тот насмешливо.

— Зачем, раз всему сущему суждено погибнуть? — с жаром вопрошал Гэвин. — Почему отказываешься от борьбы? Бросил нас на заре времён, а вернулся лишь на закате, чтобы обвинить в том, что мы просто были людьми и совершали ошибки? Этот орден — твоё детище, а значит, и ответственность твоя, как каждый отец отвечает за поступки своего чада. Не бросай нас на съедение алчущим волкам только потому, что мы перестали соответствовать твоим ожиданиям. Стань наконец мужчиной! Воплотись и укажи своим примером, какими мы должны быть, а не прячься в ожидании потомков, которых может и не быть!

Таких обличительных речей в его адрес даже я себе не позволяла. Что сейчас будет? Безликий разъярится и испепелит его одним ударом молнии? Он может! Уже запахло грозой!

Пожалуйста, не надо!

Но вместо этого Безликий заговорил с тихой печалью, с какой бы отец обращался к своему ребёнку:

— Ты не понимаешь, какой болью может обернуться моё воплощение.

— Наш мир гибнет. Власть захватывают демоны и уводят паству твоего отца в бездну. А ты, как распоследний сосунок, боишься какой-то боли? — не унимался Гэвин, выплёскивая всю накопившуюся горечь и разочарование.

Безликий несколько мгновений разглядывал его перекошенное лицо, прежде чем ответить:

— Ты и правда не понимаешь? Ты и я — мы одно, моя боль — твоя боль, моя судьба — твоя судьба. Я покажу тебе нашу плату.