Пророк

Я обняла её за плечи и повернулась к зеркалу. В нём отражались две совершенно непохожие девушки: тонкая-звонкая я с едва достававшими до лопаток белыми волосами и крупная сбитая Джурия с толстыми каштановыми косами до бёдер.

— Просто не у всех достаточно острое зрение, чтобы разглядеть, и ясный ум, чтобы понять.

Строгое лицо тронула улыбка, будто невзрачный бутон раскрылся чудесным цветком. Торми подскочила и обняла нас за плечи:

— Я всегда, всегда ей это говорила!

Мы засмеялись, глядя на отражение трёх Норн, прекраснее и счастливее которых не было во всем Мидгарде.

Парад начинался поздним утром, за несколько часов до полудня. Город прибрали к празднику: вымели мостовые, подштукатурили фронтоны домов на центральных улицах, развесили гирлянды цветов и еловых веток.

Знойное южное солнце уже припекало, раскаляя камни. Повсюду расточался сладкий запах томлёных роз. Войска маршировали пышной процессией от главных ворот города до дворца Сумеречников. Дорогу перекрыли, не пропуская ни экипажи, ни одиночных всадников, ни даже прохожих. Народу поглазеть собралось великое множество, в роскошных костюмах и шляпах с перьями. Девушек тут было больше всего, тоже в белых платьях, хоть и не таких шикарных, как у нас. Детишек — тьма, облепили ограждения и висли на них, грозясь опрокинуть. Зрители заполонили даже балконы домов.

Жерард подготовил для нас самое лучшее место на Дворцовой площади, на деревянном возвышении, откуда нас всем было видно. Трепетали на лёгком ветру расклёшенные рукава и пышные юбки, вились вокруг нас перистыми облаками. Венки из нежных лилий на головах, в корзинках на локтях лепестки белых роз.

Гудящая суетой толпа походила на колышущееся море. Люди то и дело оборачивались на нас и окидывали то удивлёнными, то восхищенными, то недоуменными взглядами. Вокруг словно реял ореол выпестованной Жерардом славы и таинственных слухов.

Он сам стоял рядом и сверкал победоносной улыбкой, будто вёл марширующую армию в бой. Накануне, видно, навещал дочь. Он всегда возвращался от неё в приподнятом настроении и с воодушевлением рассказывал, что нового она успела выучить. А ведь вначале даже имя ей давать не хотел. Его жену по негласному правилу в лаборатории не упоминали. Все жалели Жерарда, хоть и старались ему этого не показывать. Каково это — жить с человеком, который тебя предал?

Затрубили герольды. Под фанфары и барабанный бой первыми на площади показались знаменосцы. Летели по ветру пёстрые флаги с гербами высоких лордов. Толпа притихла и неуклюжим зверем разворачивалась в сторону марширующих победителей. Мостовая подрагивала от чеканного шага тысяч сапог.

Прошли латники и лучники, на площади показались первые рыцари в парадной белой форме, украшенной зелёными вставками и позументом.

— О-о-о, красавцы какие! — сцепила ладони на груди Торми и голодным взглядом шарила по рыцарям. — Долго ещё ждать? Я бы уже выбрала!

— А я нет. Дождусь самого неказистого и скромного. Он наверняка не засмеёт, — затараторила Джурия, трясясь как осиновый лист.

— Перестаньте! — прикрикнул на них Жерард. — Это всего лишь ритуал. Все прекрасно это понимают, кроме вас.

Я слушала вполуха. У края толпы на бочку взобралась Лита и махала мне рукой. Я кусала губы в задумчивости:

— Мой друг будет среди воинов. Можно я спущусь и встречу его? Потом вернусь и поцелую, кого скажете, — я взяла Жерарда за руку, молясь, чтобы он смилостивился.

— Беги, что с тобой сделаешь? — он тяжело вздохнул, поглядывая на Торми с Джурией.

— Спасибо, вы лучший! — я чмокнула его в щёку.

Соскочив с помоста, я побежала, расталкивая толпу.

Лита прыгала на бочке. И как не боялась проломить её и упасть? С другой стороны, молодец, я бы не нашла её в толпе. Лита спустилась, только когда я была уже в двух шагах. Люди рядом ругались из-за потерявших последний разум молодок, но я не вслушивалась.

— Ну как? Я ему понравлюсь? — я повертелась перед ней, показывая платье.

— Будет распоследним дураком, если не понравишься! — засмеялась она, обнимая меня.

Рыцари достигали дворца и расходились каждый в свою сторону. Лита в нетерпении переступала с ноги на ногу и тёрла ладони друг о друга.

— Скорее бы! Ух, как хочется, чтобы мой балбес среди героев был. Ан нет, шут гороховый из него куда лучший, чем воин.

— Уметь веселить тоже важно, особенно когда жизнь мрачна и безрадостна, — утешала я её, во все глаза разглядывая проходящих рыцарей.

Изменился ли Микаш до неузнаваемости? А может его тут и вовсе нет. А может… Я задышала глубоко, пытаясь отогнать нарастающую в груди панику. Показался хвост колонны, Лита закричала:

— Маркеллино, я здесь!

От строя отделился невысокий худой сальваниец с задорными смольными вихрами на голове. На устах играла шаловливая улыбка, глаза горели озорством, за спиной лютня. Ну точно шут!

Он подбежал к Лите и крепко обнял её.

— Хранила ли ты мне верность, коварная Далила? Узнаю чужой запах — пронзит мне сердце лихо! — говорил он стихами, а Лита звонко смеялась.

— Хватит дурачиться! Лучше скажи, денег на свадьбу достал?

Он замялся:

— Разве любовь измеряется деньгами?