Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— И вы ещё посмели обвинять меня в равнодушии к Хайнэ?! — продолжал отец, и Хайнэ никогда ещё не слышал в его голосе столько бешенства, столько яростной страсти, столько отчаяния и столько ненависти. — Вы, которая воспользовалась моим отсутствием, чтобы побежать к Ранко в дом?! Ах, оставьте этот бред про предсказания жриц, я прекрасно знаю все ваши чувства и ненавижу, презираю вас за них…

Крики стихли — очевидно, Райко выскочил из дома так же, как до этого выскочил из комнаты сына.

Хайнэ осторожно прикрыл двери и пополз обратно.

Сердце у него бешено колотилось.

Следы постыдного преступления? Ранко? Тот самый, который держал его на руках вскоре после его рождения?..

Он снял кольцо с пальца и принялся внимательно его разглядывать. Да, так и есть — на внутренней стороне были мелко выгравированы инициалы «Р.С.»

Ранко Санья.

Хайнэ встрепенулся.

Если уж отец приехал в столицу, то должен был захватить с собой часть своей библиотеки — по-другому никогда не бывало — и, в частности, свой огромнейший труд по генеалогии и истории семьи Санья, над которым он работал, кажется, уже на протяжении лет десяти.

Добравшись до комнаты, в которой остановился Райко, Хайнэ и в самом деле нашёл книгу и принялся поспешно и лихорадочно перелистывать её, надеясь успеть до того момента, как отец вернётся. Однако отец не возвращался, и Хайнэ успел наспех пролистать книгу, а потом просмотреть её более внимательно, однако никаких упоминаний о Ранко Санье он не нашёл.

Он вернулся к себе, растерянный и измученный предположениями.

«Нужно спросить у Хатори, откуда он взял это кольцо», — подумал он, и по спине его пробежал холод от этой мысли.

Все эти дни он почти не общался с братом. То есть, тот, конечно, приходил, чтобы искупать его, отнести в сад и уложить в постель, но Хайнэ, во-первых, находился под действием Средства Забвения, а, во-вторых, сознательно убеждал себя в том, что это не Хатори сейчас с ним, а какой-то незнакомый слуга, который ничего для него не значит.

И который никогда не спал с Марик Фурасаку.

Эта мысль, которую Хайнэ вполне успешно гнал от себя на протяжении четырёх суток, вернулась, и ему показалось, что ему всадили нож в только начавшую заживать рану.

Он сполз на пол, корчась от боли.

Хатори появился через пару часов, и в этот раз Хайнэ не удалось забыть о том, что случилось, как он ни старался. Ему мучительно хотелось знать, чем закончилась та встреча Хатори с Марик, которую он видел из окна, однако он не мог заставить себя спросить об этом.

Что будет дальше? Они поженятся?

Невидимая рана вновь открылась и начала кровоточить хуже прежнего.

— Что случилось? — спросил Хатори.

Хайнэ извивался в его руках, словно змея — прикосновения рук, которые трогали Марик, ласкали её, казались ему нестерпимыми.

— Ты никогда не сможешь мне этого забыть? — продолжил брат. — Это навсегда станет преградой между нами?

Хайнэ застыл, поражённый.

Как?! Он догадался?! Всё понял?

Хатори снял с него верхнюю накидку и, аккуратно свернув её, положил рядом с постелью.

— Что я могу сделать, чтобы ты об этом забыл? — спросил он. — Чтобы всё стало, как прежде?

Несколько минут Хайнэ молчал, не глядя на него.

Потом, преодолевая себя, осторожно придвинулся к Хатори и, закрыв глаза, положил голову ему на плечо. Сказать, что это было тяжело, значило ничего не сказать — на этот раз приходилось бороться не с обидой и не с ревностью, а с каким-то глубинным внутренним отторжением, и это было больно, как будто он совершал над собой какое-то неслыханное насилие.

«Что сделать, что, что, что?! — крутилось в его голове. — Если бы я знал сам!..»

— Дай мне мою книгу, — наконец, выдохнул он.

Когда учение Милосердного оказалось в его руках, Хайнэ снова перечитал отрывок про невинность и чистоту, и на мгновение ему стало легче.

— Он говорит о том, что у женщины должен быть только один муж, — проговорил он. — А у мужчины — одна жена. Что у каждого человека есть тот, кто ему предназначен, чья душа откликается на тот же зов. Что возлюбленные должны быть связаны, в первую очередь, духовными узами, а любовь, основанная на плотском влечении, большой силы не имеет. Что нужно хранить невинность и чистоту… Вдруг я встречу когда-нибудь ту женщину, которая мне предназначена? Ведь, получается, она должна где-то существовать. И, если она тоже будет верить в Милосердного — а это должно быть так — то она будет рада, что я сохранил невинность, что не потерял чистоты тела. Пусть это только оттого, что у меня не было возможности поступить по-другому, но всё же. В любом случае, это не Марик. Ей нет дела до Милосердного, а уж до невинности и чистоты и подавно.

Хайнэ закрыл глаза, и слёзы, наконец, прорвались, даровав ему облегчение и смыв ту преграду, которую он воздвиг между собой и братом, словно весенние воды — плотину.

Он прорыдал, уткнувшись Хатори в грудь, полчаса.

— Она просила меня попрощаться с тобой от её имени, — сказал Хатори, когда он успокоился. — Она больше не придёт в этот дом.

— А ты в её?.. — тихо спросил Хайнэ.

— И я в её тоже. Если уж она не предназначена для тебя, то для меня — тем более.