Онхонто заговорил на своём родном языке, как было заведено во время всех официальных церемоний. Хайнэ было гораздо приятнее слушать его исковерканную речь, но он прекрасно понимал, что лежит в основе этого правила — когда Онхонто говорил на своём собственном языке без пауз и запинаний, голос его лился, как настоящая песня, завораживавшая и погружавшая в полубессознательное состояние не хуже дымных благовоний жриц. Если кто-то и мог ещё сомневаться в том, что перед ним живое божество, то, услышав этот голос, он раз и навсегда отбрасывал подобные крамольные мысли.
— Господин спрашивает, желает ли Хайнэ Санья сопровождать его во время поездки в столицу провинции Арне, — объяснила переводчица, находившаяся подле Онхонто.
Хайнэ растерянно взглянул ему в глаза, желая понять, какого ответа он ждёт, но не смог уловить ни малейшего намёка на то, было ли это искренним желанием Онхонто, или же данью приличиям, а то и следованием приказу Верховной Жрицы.
— Если Господин этого хочет, то я, конечно же, буду счастлив… — наконец, пробормотал он не очень уверенно.
И лишь когда они очутились вдвоём в одной карете, а шорох камней под колёсами заглушил их голоса, Онхонто сказал:
— По приказу Верховной Жрицы, я уже бывать в Нижнем Городе. Это вызвать… сенсацию, столпотворение. Люди быть везде — на улицах, на крышах, они свешивались из окон, дрались, я никогда не видеть столько людей. Меня заставить пройти перед ними по улицам, и все тянуть ко мне руки, протягивать больных детей, умолять даровать им исцеление и счастье. Это не было для меня внове, все наши соседи на Крео также приходить и просить меня молиться за них, а потом часто говорить, что я совершил для них помощь, что это благодаря мне их миновало то или иное горе. Не то чтобы я верить в это, но… И лишь потом я узнал, что моё появление в Нижнем Городе принесло ужасную трагедию. Множество людей погибли в давке, сотни, тысячи…
Хайнэ мгновенно понял его чувства и схватил его за руку.
— Вы опять об этом? О том, что в вас кроется какой-то корень несчастья и зла? Что мне сделать, чтобы доказать, что это не так? Точнее, может быть, и так, но вы не должны винить себя за это! — торопливо, горячо проговорил он. — Не бывает так, что что-то приносит одно лишь добро, во всём кроется противоположная, теневая сторона! Но без этого не может существовать мир. Вы приносите и счастье, и несчастье. Но чем сильнее, ужаснее последнее, тем прекраснее и волшебнее первое. Избавив мир от себя, вы избавите его не только от горя, но и от самой большой радости, которая доступна человеку. Жертвы… необходимы. Так же, как каждому из нас необходимы страдания, а не одно только удовольствие. Я знаю, что это жестоко, но это так. Я знаю.
— Хайнэ. — Онхонто ласково улыбнулся, пожав его руку. — Вы думать, я всего этого не понимаю?
— Но тогда что же заставляет вас так страдать?! — в отчаянии и изумлении воскликнул Хайнэ.
Онхонто помолчал.
— Обыкновенное… себялюбие, — наконец, ответил он с некоторым трудом. — Да-да, Хайнэ. Я не желать роли, приготовленной для меня судьбой, не хочу приносить ни несчастья, ни счастья. Я не хочу быть божеством, я хочу быть обыкновенным человеком и жить в своё удовольствие. Я, наверное, желать бросить вызов Богине, или Богу, или тому, кто меня создал. Прежде у меня не было мыслей о борьбе с мирозданием, но судьба вознесла меня слишком высоко. Я долго старался этого не замечать, но, видимо, это участь любого человека, который оказывается на вершине: он возносится. Возносится в своей душе, каким бы смиренным ни был в начале. И тогда у него появляются честолюбивые мысли. Он желает воспротивиться своему создателю, он начинает считать себя равным ему. Вот, если хотите, правда обо мне.
Хайнэ на какое-то время онемел.
— Вы… казались мне образцом того, что я сам не мог сделать, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Образцом смирения, принятия своего пути, каким бы мучительным и тяжким он ни был. Это я всегда роптал против божества, которое наградило меня такой участью, это я всегда мечтал кинуть ему вызов, и только глядя на вас, понимал, что это неправильные, злые мысли. Что на самом деле я хочу быть таким, как вы, что хочу терпеливо сносить свои страдания, не омрачая себя ни обидой, ни злостью, ни ненавистью к создавшему меня. А теперь вы говорите такие вещи…
Онхонто по-доброму рассмеялся.
— Вот видите, как легко противоположности меняются местами, — сказал он. — Вы правильно сказать, что у всего есть своя теневая сторона, но свет и тень постоянно сменяют друг друга, как день и ночь. Добро становится злом и наоборот. Слишком часто под внешним слоем оказывается нечто, совершенно противоположное ему. Прекрасная роза прячет под своими лепестками шипы. Вы полагать, что я являться образцом смирения и великодушия, и полон любви к людям, но на самом деле я гордец и себялюбец, и люди мне безразличны. Вот увидите, скоро вы поймёте, что в вас гораздо больше любви к ним, чем во мне.