Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Но у вас ведь есть вы, и это то, чего не отнять. Если вам некуда смотреть, смотрите в себя и сделайте так, чтобы это зрелище дало вам силы. Сделайте самого себя средоточием красоты, как вы её представляете, и вам не нужно будет больше пытаться схватиться за что-то другое, чтобы бороться со своим страхом.

— Но ведь я же уродлив.

— В вашем уродливом мире нет зеркал, нет озёр и рек, в которых вы могли бы встретить своё отражение. Вы не сможете увидеть самого себя. Представьте, что красота находится в вас, найдите её источник, и эта сила будет неисчерпаема, потому что она всегда будет с вами, и никто не сможет её уничтожить. И чем больше вы будете к ней обращаться, тем больше её будет становиться, так что однажды, когда её станет слишком много, она перельётся через край и затопит всё вокруг, как затопляет своими лучами солнце, когда восходит. И ночь станет днём, а ваш уродливый мир — прекрасным.

Хайнэ отвернулся к стене, часто моргая.

— Вероятно… в этом и в самом деле что-то есть, — глухо сказал он. — Я это представил.

Онхонто пододвинулся к нему, сжимая его руку крепче.

— На самом деле такой уродливый мир не смог бы долго существовать, — улыбнулся он. — Рано или поздно, в чём-то или в ком-то в нём зародилось бы желание красоты, потому что это первый из инстинктов, которые отличать человека от животного. И эта красота была бы найдена или построена, причём чем сильнее быть уродство и грязь вокруг, тем с большей силой разгораться в сердцах немногих желание прекрасного. Вам нечего бояться уродства, Хайнэ. Потому что красота рождается именно из него.

— Нечего, — эхом повторил Хайнэ. — Спасибо.

— Не благодарите… — сказал Онхонто каким-то странным голосом. — Или поблагодарите потом, если вам ещё будет этого хотеться. Я плохой человек, и этими словами лишь пытаюсь обезопасить себя от упрёков совести.

Хайнэ был совершенно морально опустошен, чтобы пытаться понять, что он имеет в виду, и только обнял его, положив голову ему на плечо.

— Сегодня вечером не заходите ко мне, — попросил Онхонто.

Но Хайнэ, в то же мгновение задремав, его уже не слышал.

Когда они вернулись в поместье, он, не помня себя, добрался до своей комнаты, рухнул в постель и тут же крепко уснул. Когда он снова открыл глаза, за окном уже светила луна, и в коридорах было тихо.

Несмотря на всю встряску прошедшего дня — а, может быть, как раз благодаря ей — Хайнэ чувствовал себя бодрым и обновлённым.

Он умылся прохладной водой, выпил напитка из свежих фруктов и выбрался в сад, чтобы подышать ночным воздухом. Цветы, аромат которых всегда усиливался к вечеру, благоухали как-то особенно сильно, можно даже сказать, яростно. Хайнэ проковылял к своим розам, обнаружил, что на одном из кустов появился новый бутон, и, довольный, вернулся. В окнах Онхонто всё ещё горел свет.

Хайнэ поднялся, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но слуги сообщили ему, что господин просил никого к нему не пускать.

«Ну, меня-то это не касается», — беззаботно подумал Хайнэ и решил воспользоваться тайным ходом.

Лишь перед самыми дверями, искусно замаскированными под часть стены, его вдруг охватило какое-то смутное тревожное чувство, и он остановился. Но полоска света, проникавшая через узкую щель, выглядела такой притягательной, такой спасительной…

Хайнэ нерешительно приоткрыл двери.

Онхонто стоял спиной к нему, как-то странно сгорбившись, и тяжело дышал. Тёмные волосы, казавшиеся в лучах светильников почти красными, рассыпались по его спине, окутывая его фигуру подобно светившемуся в полутьме плащу.

— Что с вами?! — испугался Хайнэ, бросившись к нему. — Вам нехорошо?

— Нет, — прохрипел Онхонто каким-то чудовищным, изменившимся до неузнаваемости голосом. — Не подходи…

Он вскинул руку в останавливающем жесте, и из его пальцев что-то выпало — склянка, до половины наполненная чем-то ядовито-зелёным. Она упала, разбившись на две части, и остатки жидкости с шипением вылилась на пол.

Хайнэ застыл; сердце его бешено колотилось.

Он не мог заставить себя сдвинуться с места, как если бы это происходило во сне, и только в оцепенении смотрел на то, как в ковре, на который пролилась жидкость, образуется дыра, а затем доски пола покрываются тёмными пятнами, как если бы они прогорели.

— Н-не… — протянул, или даже промычал он, не зная, как собирался закончить: «не надо» или «не верю».

В этот момент он уже всё понимал, но не мог ни думать, ни чувствовать, и только тщетно пытался сделать шаг или два вперёд. Комната плыла у него перед глазами, но желаемый обморок не приходил.

— Прости… — собравшись с силами, прибавил Онхонто.

Хайнэ вдруг сдался.

«Я сейчас уйду, — неожиданно ясно подумал он. — Уйду и не буду это видеть, потому что это выше человеческих сил».

И он хотел было развернуться, но тут взгляд его упал на зеркало, которое стояло у противоположной стены, и на которое он поначалу не обратил внимания.

Это зеркало, почему-то пошедшее трещинами, прекрасно отражало лицо Онхонто и то, что с ним стало.

Хайнэ в тот же момент закрыл глаза, но одного мгновения хватило на то, чтобы отпечататься у него в памяти навсегда.