Пророк (СИ)

— Никто тебя зверушкой не считает. Потерпи, пока всё уляжется и вернётся Ферранте, — успокаивала её я, раскладывая на столе свёртки с едой и заваривая душистый травяной напиток. — Целители говорят, что я успела вовремя. Он выкарабкается.

— Да какое мне дело? Я всё равно сбегу до этого, — пробубнила она, пряча лицо в коленях.

— Сбегай, если хочешь. — Я раздражённо стукнула чашкой по столу. Он вздрогнул. — Люди Лелю не будут больше тебя задерживать.

Поела и улеглась спать на жёстком соломенном тюфяке. Завтра предстоял очередной тяжёлый день.

Утром в храме ещё до начала работы меня разыскал настоятель Беррано.

— Он очнулся. Можете поговорить с ним, позже мы снова его усыпим — он слишком слаб.

Я кивнула и поспешила в келью Ферранте. Внутри царил полумрак и пахло лекарствами. Ферранте лежал на спине и бездумно смотрел на неровный потолок маленькой пещеры. Я села рядом и взяла его за руку. Он молчал очень долго, прежде чем спросил:

— Зачем я здесь? Где мой знак?

— Он у меня, не беспокойся. Я отдам его, как только мы вернёмся в Нижний. Храмовники… не поймут. Они очень злы из-за войны.

Ферранте отвернулся.

— Лучше бы я умер, чем оказался в доме чужого бога и принимал от него помощь, — его голос звучал глухо и потерянно. — Ничтожество. Сколько ни бился, а всё равно оказался вровень с непросвещённой чернью. Не удивительно, что никто не воспринял моих слов. Они лживы и лицемерны. Я даже себя не могу к свету вывести.

— Перестань! Против закостеневших устоев бороться бесполезно. Надо просто делать всё, что от тебя зависит. Сейчас ты очень нужен Хлое. Я не справляюсь. Раз уж начал, доведи до конца, а не сбегай за грань, учуяв проблемы, как это любят делать все мужчины.

Он повернулся и посмотрел на меня, долго и пронзительно. Глаза его оставались налитыми кровью и заплывшими.

— Она сказала, что ты сделал ей предложение, — я улыбнулась.

— Когда не можешь дотянуться до далёкой звезды, остаётся довольствоваться её отражением в речной воде, — Ферранте, морщась, коснулся моей щеки. — Всё лишь зыбкий мираж посреди бескрайней Балез Рухез. Лучше я развеюсь по воздуху вместе с ним.

— Не сегодня.

Я провела ладонью по его голове, заставляя уснуть. Внушила, чтобы не заикался про принадлежность к единоверцам. Неправильно, конечно, лишать человека воли, но тут головами поплатятся все. Я не могу так рисковать.

Зашли целители, мне нужно было возвращаться к практикантам.

Это странно. Тело работает само по себе, занятое ежедневной рутиной: уходом за больными, учёбой, хлопотами, — а душа плачет. Мысли прикованы к дорогим людям, вертятся в голове их слова: «Зверушка. Ничтожество». От моего вмешательства становится только хуже. Нельзя никого спасти, если он сам этого не хочет. Можно лишь наблюдать за его падением, истекая кровью вместе с ним.

Вот бы Микаш оказался рядом, перенёс на могучих плечах через эти печали, согрел тихой любовью, влил свою нечеловеческую силу тела и воли. Я тянулась к нему сквозь горизонты и расстояния, представляла его крепкие и одновременно нежные объятия, как я утыкаюсь носом в его грудь и прячу в ней слёзы. Он без упрёков и требований отдаёт мне всего себя, и я растворяюсь в чём-то подлинном и правильном.

Вечером я вернулась в Нижний. Мордоворот уже не сторожил дверь, но Хлоя продолжала сидеть в том же углу.

— Ферранте очнулся, я с ним разговаривала.

Она ответила, будто не услышала:

— Приходил Лино, я его выгнала.

— Молодец! Я справлялась насчёт работы. Тебя могут взять посудомойкой, полотёркой или даже кухаркой в кабак «Кашатри Деи». Там курят опий, но за порядком следят очень бдительно.

— Вот ещё! Не стану я стирать руки, горбатиться и терпеть приставания всяких забулдыг.

— Как хочешь.

Мы поели и улеглись спать.

Хлоя днями напролёт сидела в углу и даже по дому ничего не делала. Мне приходилось убирать, стирать и готовить за неё. Однажды вечером я снова попытала счастья:

— Если хочешь, тебя возьмут в булочную. Им нужен помощник замешивать тесто. Это не так сложно.

— Вот ещё! Чтобы мои волосы пропитались маслом, а лицо стало бледным от муки?

Я стиснула зубы, пытаясь подавить горечь. Мои руки и волосы ничем не пропитываются, пока я в храме работаю, и кругов под глазами от недосыпа и усталости у меня совсем-совсем нет. Агр-р-р! Безликий, дай терпения, умоляю!

Нашёлся ещё один вариант. Пришлось кланяться мастерице Синкло и выслушивать долгие речи о том, как мы должны целовать ей руки за все её благодеяния.

— Есть работа, — Хлоя скривилась и зашипела. Совсем одичала за время своего затворничества. — В Верхнем городе, — она заёрзала. — Будешь носить красивые наряды, — её глаза счастливо загорелись. — И продавать розы, нарциссы и астры вместе с другими цветочницами.

— Вот ещё! — надула губы. Притворяется, паршивка, а взгляд-то какой живой стал!

— Как хочешь, — я пожала плечами. — Тогда я это платье себе заберу. Стану цветочницей. Их все любят. А на праздник весеннего равноденствия одну из них назовут. Как думаешь, мне пойдёт?