Пророки Возрождения

Ниже, над отверстиями, проделанными в куполе, находятся группы юношей и девушек, которые убирают алтари, воздвигнутые в честь Богоматери. Они готовят светильники, воскуряют фимиам и благовония в курильницах. Та же волна радости проходит по их прекрасным телам, гибким и полуобнаженным. Красота и непринужденность их поз делает их похожими скорее на посвященных в античную тайну, чем на служителей христианского культа. Они опираются друг на друга или обнимают друг друга за плечи, растворившись в созерцании или в страсти беспредельного энтузиазма.

Ниже, между окнами, под алтарями, где находятся молодые люди, видны энергичные и темные фигуры апостолов. Эти мужественные люди, с энергичными жестами, выражают сожаление, грусть, безнадежность из-за вознесения Мадонны, поскольку они не могут последовать за ней.

Так, быстрым decrescendo, с вершины до основания свода, спускаешься с небес не землю. Наверху фигуры обладают легкостью эфирных созданий, витающих в воздухе; снизу, у юношей и апостолов, тела обретают земное тяготение. Можно, напротив, подняться снизу вверх; и тогда замечается как бы crescendo прелести и красоты в массах людей, которые художник умел поднять в небеса и которые взлетают вверх, словно легкие облака. Мы удивляемся движению каденции, почти музыкальному, этих трепещущих зон, которые кругами приближаются к центральной фигуре. Эта живопись имеет особый акцент. Головокружительная смелость исполнения здесь равна энтузиазму мысли. Она дает нам чувство, аналогичное тому, какое вызывает хор, заканчивающий Девятую симфонию Бетховена. Это волны огромной радости, в которых все радости сливаются в некоем дифирамбе. Об этом труде также можно сказать: здесь кончается живопись и начинаются музыка и поэзия.

Главная фигура, Богоматерь, не имеет ничего общего с традиционным типом, ничего от пассивности , которую можно видеть даже у мадонн Тициана, Микеланджело и Леонардо. Та сознательная и активная добродетель, которая отмечает Христа Корреджо, сияет и на челе Мадонны. Это женщина во всей полноте своей силы, но и благородства. В ее взгляде, в ее выражении сияют одновременно чувства дочери, любовницы и матери, но все эти чувства как бы очищены и слиты воедино: любовь к красоте, истине и божеству. Автор «Жизни Корреджо» нашел прекрасные слова, чтобы выразить восхищение, которое вызвал у нее этот тип, и чтобы его определить: «Мы встречаем здесь не только доброту и красоту, нежность и скромность, но также свет души, которая знает, чувствует и желает Добра, которая парит в свободном полете, делая из Добра свое особенное счастье. Активная сила, глубокое сознание, сияющая душа – вот что отличает Мадонну Корреджо, как и его Христа, и ставит ее превыше остальных. Лишь такая душа имеет силу преобразить свое окружение, создать новый мир вокруг него». И действительно, в группах, которые ее окружают и которые она направляет, кажется, видишь одухотворенную Грецию или христианство, примиренное с миром чувства. В этих ангелах есть дионисийское безумие и все же весь цвет чистоты. По всему куполу кружится триумфальная радость, божественная страсть.

Вернемся к художнику. Его жизнь до сей поры текла, как прекрасный, безоблачный день. Окруженный мирными видениями, счастливый в своей внутренней жизни, безразличный к людям, он доныне не знал острых противоречий между реальностью и идеалом, между политикой и искусством, которые раздирали душу Микеланджело и наложили трагическую печать на судьбу великих творцов. Но пока он создавал своей шедевр, несчастье подстерегало его. Он уже видел строгость папской курии, когда писал фрески церкви Сан Джованни. Папа осадил город, и снаряды долетали до церкви, где работал Аллегри; он укрылся в замке. Позже, когда он работал в соборе, явились голод, болезнь, чума. «Деревни опустели, поля оставались необработанными. Тяжелый, нездоровый воздух витал над городом и окутывал его жителей, словно погребальное покрывало. Бездомные псы бродили по пустынным улицам, хищные птицы, ободренные пустотой, летали над поселениями. В центре города, охваченного ужасом, спокойный человек каждое утро пересекал немые улицы и направлялся к собору. Это был Корреджо, спешащий на работу». Тогда он внезапно потерял свою жену Джеромину, сияющую мадонну его очага. Как он перенес этот удар? Об этом ничего не известно. Тяжесть его скорби была равна верности его любви. Но он был, несомненно, из тех натур, которые проявляют себя тем менее, чем живее они чувствуют, для которых потеря дорогого существа становится более глубоким единением с ним и которые находят в страдании дополнительный энтузиазм. «Неоспоримо, что он продолжал работать с тем же жаром над своим шедевром и вскоре после написал Мадонну, которую несут ангелы. Возможно, в этом лице, озаренном сверхчеловеческим счастьем, и в этом взгляде, как бы охваченном величием вечных истин, нужно видеть последнее прощание Аллегри с единственной женщиной, которую он любил. Была или нет эта живопись последним словом его любви, она – последнее слово его гения; более, чем любая другая, она излучает те высшие чувства, которые являются главным выражением произведений искусства».