Проруха

Начали с Холодинца, которому было поручено разобраться с заключением пожарных и экспертизами. Как всегда, Сергуня поработал очень добросовестно. Он свозил в сгоревшую квартиру других пожарных, организовал серию параллельных экспертиз. Повторное заключение оказалось идентичным первому. Оно подтвердило, что в случившемся виноват сам Копчик. Однако подвергло сомнению корректность формулировок. Ведь состояние его алкогольного опьянения было определено гипотетически, по лежачей позе. Труп Копчика обгорел до такой степени, что представлял из себя полую оболочку в виде корки, которая могла рассыпаться от малейшего сотрясения. Следовательно, ни о каком анализе крови не могло быть и речи. В квартире также не было обнаружено ничего, что бы указывало на предшествовавшую пожару пьянку. Вопрос, произошло ли возгорание по причине курения в постели, тоже остался открытым. Ведь такое заключение было сделано по ряду косвенных признаков. А именно: по характеру загорания, по позе трупа, наконец, по аналогии с другими подобными трагическими происшествиями — только в Минске пьяненьких постельных курцов за год гибнет не менее двух десятков. Однако следствие ведь так и не удосужилось толком разобраться, курил ли Копчик вообще. Зато появилась еще одна ниточка. На месте происшествия Сергуня обратил внимание на пустую (из фольги) упаковку из–под благовонных сандаловых палочек. Может, хоть на этот раз без спиртного обошлось?.. Так или этак, Копчик все равно нарушил правила противопожарной безопасности. Следовательно, должен нести материальную ответственность перед фирмой, доверившей ему хранение товара, наличие которого на складе до пожара не подлежит сомнению.

Должен, подтвердил вывод Холодинца Швед. Потерпевший действительно числился в этой фирме кладовщиком, работал в ней по контракту. Количество и номенклатура хранившихся в его квартире принадлежавших ОДО «Неверс» ценностей подтверждаются документально. Швед лично проверил все накладные и карточки складского учета. Не придерешься. Даже подлинность подписи Копчика в журнале учета проведения инструктажей по противопожарной безопасности не вызвала у Шведа сомнения. Другое дело, что ни Копчик не имел права сдавать квартиру «Неверсу», ни «Неверс» — использовать ее под склад. Ведь это помещение жилого фонда. Но это уже отдельная тема. Если суд признает недействительность договора аренды, то неизвестно, подтвердит ли он правомерность претензий «Неверса» к наследнице Копчика.

Взял слово Бисквит. Возгорание произошло утром, между девятью и десятью часами, сообщил он. Поскольку это был вторник, то все взрослые соседи Копчика, кроме бабульки–пенсионерки из девяносто седьмой, были на работе, дети — в школе. Так как распространению огня никто не препятствовал, то к полудню он заполыхал так, что его заметили из противоположного дома. В пожарную охрану в двенадцать десять позвонил житель этого дома Владимир Тимофеев. Он решил подсыпать зерна в кормушку для птиц и выглянул в окно. Пожар!

— А не видел ли он также каких–нибудь подозрительных людей у подъезда? — спросил Прищепкин.

— Нет, ни Тимофеев, ни остальные свидетели ничего такого не заметили, — ответил Бисквит. — В двенадцать тридцать пожарные машины уже прибыли. В тринадцать сорок пять с огнем было покончено. Вот, пожалуй, и все.

— Ну хорошо, а почему квартира так сильно выгорела, неужели из–за книг? — спросил Сергуня.

— Нет, конечно, — смутился Бисквит, упустивший такую важную информацию. — Копчик готовился делать ремонт, запасся краской и канистрой растворителя.

Тут Прищепкин поведал друзьям–приятелям о своем разговоре с мадам Сковородко.

— Итак, граждане хорошие, какие у вас после обмена информацией возникли соображения?

— Копчик умер во время сна, — стараясь хранить соответствующий моменту серьезный тон, внутренне торжествуя, сказал Юрочка. — Предполагаю, что он зажег благовонные палочки, погрузился в медитативное состояние и неожиданно очень крепко уснул. Во время медитации это не редкость. Палочки тлели–тлели, пепел падал на что–то этакое легковоспламеняющееся, и произошло возгорание. Копчик отравился угарным газом, обгорал уже его труп.

— Молодец! — похвалил отрока Прищепкин. — Как говорится, не в бровь, а в глаз. Это в целом, что же касается деталей… Насколько я помню, палочки ведь едва тлеют, пепел не рассыпается, а держит форму до полного сгорания. За это время пепел успевает полностью остынуть… Что–то я сомневаюсь, будто возгорание возможно даже в том случае, если тлеющая палочка упадет в лужу растворителя. Поэтому закономерно возникает следующий вопрос: а не мог ли кто–нибудь это возгорание организовать?

— А может, сам Копчик и организовал, это было самоубийство? — не упускал инициативу Юрочка, единственный в группе Прищепкина, кто хоть немного разбирался во всех этих восточных премудростях. — Допустим, что Копчик был весьма продвинут в медитативной практике, то есть доходил до слияния со Всевышним. Если в этом состоянии взять да отбросить копыта — то ведь можно там, в верхах, и остаться.