Прорвать Блокаду! Адские Высоты

И стук гробов в могиле.

Хочется ударить по ноутбуку кулаком, палкой, лопатой – да чем угодно.

Но я этого не делаю. Я – трушу. Я ухожу к столикам. Бросьте в меня камень. Обезболивающая жидкость протекает водой. Еще раз подхожу. Еще раз.

А это уже «Маленькая ночная серенада» Моцарта? Тоже ничего.

Все-таки я – трус. Поэтому делаю вид, что все так и надо. Подходят тамбовские офицеры. Мы договариваемся на встречу вечером у них в лагере.

Аве, Мария… Грация плена… Мария, грация плена…

Наконец гробы уложены. Комья земли скинуты. Экскаватор, заглушая «Аве Марию», а потом «Зеленые рукава», рычит ковшами, укладывая могилу аккуратным прямоугольником.

Через несколько минут под звуки шотландской народной музыки – в исполнении Лондонского симфонического оркестра – могила почти готова.

Почти…

Остается малое.

Поисковики в своих поношенных камуфляжах плотным кольцом окружают могильный холм. Плечом к плечу. Без команды встаем на колени. Чиновничья музыка наконец-то выключается. За спиной клацают затворы «калашей».

Запеваем, после трех выстрелов холостыми…

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.

Тихо поем…

Слеза сбегает по щеке. Кто-то рядом тоже всхлипывает. Не могу больше. Отхожу в сторону. Сажусь на краю немецкой траншеи, куда они так стремились. Закуриваю. Потрясывает.

Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулеметной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.

Две сигареты бросаю на могилу. Закуренную – втыкаю в могильный холм.

Солдатская свеча медленно тлеет над свежей землей…

По кругу идут поминальные фляжки. А на следующем куплете кто-то замолкает. Кто-то отворачивается. Кто-то помнит о том, что из песни слов выкидывать нельзя, и продолжает:

Выпьем за тех, кто погиб под Синявино,
Всех, кто не сдался живьем,
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальем![10]

– Слава России! – вдруг орет кто-то. Меня словно выдергивают из войны.

– Слава России! Потому что мы – русские!

Пьяный до потери сознания какой-то поисковый козел начинает орать непотребщину про «жидов и масонов».

Майдан Кусаинов, командир алматинского отряда, – тот самый, кто поставил «Журавлей» на повороте, – мягко пытается остановить ужравшегося в хлам придурка:

– Слава и Казахстану тоже… Мы же тоже…

Козел его не слышит, выкрикивая бессвязное:

– Россия! Слава! Смерть всем, кто против!

Я дергаюсь, но чья-то рука останавливает меня.

Ритка держит. И правильно. Убивать на могиле – неправильно. А не убить я сейчас не могу.

И я ей подчиняюсь. И зажмуриваюсь что было сил. И вдруг резко понимаю – зачем нам на Вахте девоньки. Спасать нас и таких вот придурков.

Кто-то пытается перекричать урода:

– Слава СССР!

Но всех перебивает тихим голосом мудрый Майдан:

– Здесь птицы не поют… Деревья не растут…

Идиота уже не слышно за мощным ревом поисковиков:

– А значит, нам нужна одна Победа!

Одна на всех…

Я не выдерживаю и отхожу в сторону.

Сволочи мы все…

Урод – потому как он урод.

И я – потому как просто трус.

Душу выворачивает наизнанку.

И я ухожу подальше от всех. Падаю на траву и курю, курю, глядя в облака. И слезы по щекам. Потом мы набьемся в два «Урала» паибатовцев. Потом мы будем ехать и орать песни, выплескивая бесконечную, тянущую боль. Потом мы пойдем в лагерь тамбовчан. Потом мы забудемся в наркозе хохм и шуток. Это все будет потом. Вечером. А утром мы снова пойдем искать.

А пока мы здесь и сейчас. Провожаем наших ангелов-хранителей, спасающих нас до сих пор. От самих себя…

День восьмой. Крайний

Всю ночь мне снятся какие-то идиотские сны. То Ритка вытаскивает обожженных японцев из блиндажа, то Еж гоняется по полю за «Тигром» и яростно матерится, то Дембель упорно пытается залезть на березу, доказывая, что оттуда он до самого Берлина из снайперки достанет. А потом вдруг пламя вокруг. Одно пламя и больше ничего. И из этого пламени выходит немец с автоматом наперевес. А я падаю на землю и смотрю на него. Немец наводит на меня свой автомат, я гляжу в дуло, гипнотизирующее меня как змея. Вдруг немец нагибается, дергает меня за ногу и говорит женским голосом:

– Вот так живут наши поисковики – герои сегодняшнего дня…

Я аж подскакиваю, отчего немедленно ударяюсь башкой о жердины потолка. Прямо в лицо бьет свет.

– Пару слов для наших телезрителей! – из света возникает рука, держащая чего-то длинное, с круглой черной штукой на конце.

Пару слов я сказать не могу. Я только одно могу сказать. Его и говорю:

– Бл…

После паузы гаснет свет. И я вижу странную пару, неведомым образом оказавшуюся в нашей землянке. Девчоночка в приспущенных джинсах и ярко-красной курточке держит микрофон наперевес. Пацанчик в кожанке с большущей видеокамерой на плече.