Час спустя по дороге, подскакивая на кочках, уже катятся грузовики. Мимо мелькают остовы простреленных автомобилей и подбитых самолетов. Разъезженная колея местами занесена снегом. Когда машины огибают свежие воронки, раздаются глухие удары о борта кузова. Завернутые в одеяла люди перекатываются от одного конца скамьи к другому; голод и холод сделали их безучастными ко всему. В щелях между полотнищами брезента гуляет ветер. Стучат о колени зажатые в окоченевших пальцах ружья. Время от времени то одного, то другого выводит из сонного оцепенения глухой хлопок глушителя. По левую и правую сторону от дороги появляются странные знаки: воткнутые вертикально в землю отрубленные лошадиные конечности; кривые, точно турецкие сабли, оголенные ребра; аккуратно сложенная пирамида из конских голов. А это еще, черт возьми, что такое? И в самом деле: это человек, мертвец; если судить по коричневой форме – или русский, или румын. Как стойкий оловянный солдатик торчит он вверх тормашками в земле, ноги застыли в воздухе. Подошвы голых, серых от грязи ступней укрыты тонким снежным покрывалом.
– Костяная дорога! – произнес, обращаясь к капитану, шофер. – Пришлось пометить ее, потому что все время заносит. А палок здесь не найти. Да и растащили бы моментально.
Даже закаленного в боях Айхерта передернуло.
Грузовики с трудом взбираются на холм. С высоты видны отдельно стоящие избы. Видимо, это и есть то место, где стоит искать штаб командира полка. Колонна тормозит у первых домов, на негнущихся ногах солдаты вылезают из кузова. На севере, на выезде из деревни, время от времени ведут беспокоящий артиллерийский огонь. Новоприбывшие кучкуются, точно стадо овец, и при свисте снаряда испуганно вздымают головы. Кое-кто бросается оземь и затем пристыженно поднимается, услышав, что взрыв прогрохотал вдали. Командующий второй роты лейтенант Дирк в отчаянии. Больше всего ему хотелось бы задать им хорошую взбучку, но при виде этих несчастных, беспомощных, никому ничего дурного не желающих людей у него не поднимается рука. Взгляд Дирка падает на восьмерых солдат из его прежнего взвода, в это время как раз отцепляющих две счетверенные зенитки. Унтер-офицер Хертель, как всегда невозмутимый, раздает указания. У них все идет как по маслу. Счастье, что ребята еще при нем! На них смогут в первое время равняться новички, пока их не перестанет лихорадить.
В блиндаже на краю деревни, где расквартирован штаб полка, толпятся офицеры. Капитан Айхерт докладывает. Вперед выступает настоящий исполин – полковник Штайгман. На лице его видны следы бессонной ночи, однако взгляд исполнен энергии и решительности.
– Рад, что вы здесь, – говорит он, крепко пожимая капитану руку. – Мы ждали вас с большим нетерпением.
Штайгман подходит к карте на столе.
– Этот батальон потерпел… Понес большие потери, и его необходимо заменить. Поэтому вот ваш отрезок. Он на самой границе занимаемого дивизией участка, с наветренной стороны. Русские не преминут воспользоваться вашим положением… Откуда вы родом?
– Из Померании, господин полковник!
– Из Померании, значит. Ну что ж, вот мы почти все земли и собрали. У меня в подчинении теперь сплошь незнакомые мне люди. От моего полка почти ничего не осталось. Сперва кровопролитные бои при отступлении, теперь эта вот оборона… В этой голой степи русские попросту сносят нас артиллерией и “катюшами”. И к тому же морозы… Смертность от обморожения высока, что скрывать… Скажите, какие у вас средства связи?
– Их крайне мало, господин полковник. Можно сказать, их нет вовсе! Мы же тот самый “батальон укрепления” – нас едва успели сформировать и оснастить необходимым минимумом.
– Плохо, очень плохо, – озадаченно произносит полковник. – Наша оборона построена в первую очередь на безупречно функционирующей связи!
И он вновь погружается в изучение карты.
– Вот, глядите. Это Макс и Мориц[44]
– два огромных подбитых танка. Заметить их несложно. Там проходит линия советских войск. Вот лощина – там сейчас проходит полоса заградительного огня: здесь участки “Платина”, “Золото” и “Серебро”, здесь – по названиям цветов. Вот здесь наблюдательные посты пехоты. Как видите, они расставлены довольно часто, и я всегда поддерживаю связь одновременно со всеми, чтобы каждый мог понимать, что происходит на всем участке. И если где-то покажется враг, по нему ударят сразу из всех орудий…Айхерта одновременно и радует, и пугает выстроенная схема, поскольку оправдать себя она может лишь при условии, что каждая шестеренка работает как часы. А его солдаты – просто безмозглые сосиски… И сам он – конюх, которого поставили управлять локомотивом.
– Удивлены? – усмехается полковник. – Если бы не этот конструкт, русские давно бы разбили нашу горстку людей в пух и прах!
Однако по мере того, как капитан докладывает ему о составе, амуниции и боевом духе батальона, улыбка сходит с его лица.