– Да любой, ну лучше крупной, так смешнее. Ты же крупная величина?
– Поговори мне, – произнес Михаил мрачно.
– Да никто не понимает этого мира, – пояснил Азазель. – А кто говорит, что понимает, тот брешет, как собака православного священнослужителя деревенской епархии. Но эта неправильность, возможно, и является правильностью в какой-то его наиболее важной части. Или будет преодолена созданными им людьми для сотворения еще большей правильности.
Михаил хмуро смотрел, как он быстро и с огромным удовольствием ест, но посмотрел на свою тарелку, там уже почти одни кости, молодец, солдаты должны есть быстро.
– Неисповедимы пути Творца, – произнес он с достоинством.
Азазель нахально оскалил зубы, теперь блестят не только губы, но весь рот.
– Хороший ответ, – сказал он. – Сразу так спокойно-о-о-о… Он создал, он и отвечает, а мы существа маленькие и под его крылышком, как цыплята у курицы. Ладно, ты главное усек?
Михаил сказал недовольно:
– Главное, конечно, ты. Так?
– Наконец-то сообразил!
– Но все же, – уточнил Михаил, – что ты хочешь?
Азазель бросил последнюю кость на тарелку и, ухватив салфетку, тщательно вытер лицо, а потом Михаил терпеливо и с нарастающим раздражением ждал, пока тот вытирает руки, тщательно обрабатывая каждый палец, а потом обнаружил, что сладкий сок затек по руке почти до локтя, сперва слизнул, потом снова долго тер уже другой салфеткой.
Михаил терпеливо ждал, наконец Азазель откинулся на спинку кресла, руки положил на широкие мягкие подлокотники, лицо стало строгим.
– Я помогу тебе выловить беглецов, – сообщил он без улыбки. – С каждым новым бегуном из ада стабильность здесь под все большей угрозой. Нам это не надо.
Михаил кивнул, взглянул на него испытующе.
– Чувствую, говоришь искренне. Шкурные интересы всегда искренние. Но ты понимаешь, что, когда выловим, тебе все равно в ад?
Азазель ответил, не моргнув глазом:
– Конечно!
– Что-то ответил слишком быстро, – произнес Михаил с недоверием. – Где тут подвох?…
Азазель снисходительно улыбнулся.
– Ты какой-то подозрительный… Это на земле стал таким? Хотя нет, ты же первым окрысился на Сатана, даже затеял с ним войнушку, обвиняя во всех грехах.
– Не войнушку, – ответил Михаил мрачно, – а величайшую из битв. Но ты увильнул.
– Ничуть, – заверил Азазель. – Ловить демонов тебе придется долго. Даже с моей помощью.
Михаил прищурился.
– А потом?… Не думаю, что не предусмотрел что-то еще хитрое.
– Ну что ты, – сказал Азазель насквозь фальшивым голосом, – как я могу обмануть тебя, такого чистого, честного, правдивого, искреннего, тупого, жертвенного, справедливого, дурного, чуткого, такого обмануть… это же грех!
– Ладно, – сказал Михаил и зевнул, – что-то слабость в теле… Это от чрезмерной сытости?
– Не заболел? – спросил Азазель. – Да-да, такое у людей часто. Ах да, ты же не знаешь, что людям нужен сон?… Что, уже знаешь? Так вот ты теперь людя. Раз уж в человеческом теле, то подчиняйся ему. Не во всем, конечно, но базу не отменить, увы. А то сдохнешь. Занимай и дальше гостевую комнату, там все предусмотрено, даже туалет… Извини, простыни я не менял, а постель после вас с Синильдой не постель, а собачье кубло. Ага, и в мочевом пузыре давление чувствуешь?
Михаил сказал в нетерпении:
– Обойдемся без подробностей. Или это у тебя так странно идет поиск решения?
– У всех по-разному, – подтвердил Азазель. – Кто-то ногой топает, кто-то поет, кто-то чешется, а кто-то хрень несет, что, по-моему, самое лучшее для думания… Вообще-то современную программу распознавания лиц обмануть невозможно. Это не средневековая хрень вроде отпечатков пальцев или даже идентификации по сетчатке глаза. Теперь проги сверяют пропорции лица и фигуры, что не изменить даже пластическому хирургу.
Он умолк, выражение его лица не понравилось Михаилу.
– И что у тебя в рукаве?
– То, – сказал Азазель, – что мы изменять можем. Правда, это все же вызывает всплеск… хотя почему всплеск, если ты будешь сидеть как рыба на вертеле? Всплеск мог указать только на тебя, а тебя не жалко… Все равно через два дня тебя черти насядят на вилы и поволокут в ад.
– Я предстану перед судом ангелов, – напомнил Михаил.
– А потом все равно на вилы, – сказал Азазель жизнерадостно, – и в ад!
Михаил спросил с настороженностью:
– Не скаль зубы. Ты имеешь в виду, что можешь сам…
– Да, – прервал Азазель, – потому повернись в эту вот сторону, чтобы свет падал на твою одухотворенную солдатскую физиономию, полную патриотизма и службизма, а я чуточку изменю расстояние между твоими ясными и преданными долгу глазами.
Михаил отодвинулся.
– Но-но, осторожнее! Я стану непохож на себя? А как же Синильда?
Азазель ехидно улыбнулся, но не удержался, заржал.
– Во даешь!.. Запал, да?… Ничего себе важная причина!.. Я думал, хоть что-то серьезное промямлишь насчет служения Отечеству. А что, все можно присобачить под служение Отечеству или хотя бы Родине… Ладно, не трусь. Она и не заметит. Женщины такие…
Михаил спросил настороженно:
– Какие такие?
– Чуткие, – объяснил Азазель невинно. – Вопреки расхожим мнениям, смотрят не на внешность, а под нее.
– Куда-куда?